Лэндон и Шей. Разбитые сердца

– Моника чувствует себя хорошо. Она проведет в больнице еще двое суток, после чего ее переведут в реабилитационную клинику.

– Реабилитация? – спросил он, подняв брови. – Отлично. Это хорошо.

– Она просила передать тебе это, – сказала я, протягивая ему страницы из моего блокнота. – И я подумала, что стоит отдать тебе и их тоже.

Я протянула ему еще три записные книжки.

– Что это?

– Самое подробное портфолио, которое я когда-либо создавала. Предполагаю, что ты уже прочитал первую часть, но, по моему мнению, нет ничего хуже незаконченной истории. Так что тебе следует дочитать до самого конца.

Он потер пальцем нос.

– Ты останешься со мной, пока я буду их читать? Просто… мой разум вытворяет ужасные вещи, и сегодня вечером я не хочу оставаться один.

– Я никуда не уйду, Лэндон. Я здесь. Я всегда рядом.

Мы подошли к дивану и сели. Я подтянула колени к груди и сжимала зубами воротник футболки, пока Лэндон читал строки, которые я написала о нем. Некоторые абзацы заставляли его громко смеяться, а при чтении других он с трудом сдерживал слезы. Каждое слово было наполнено любовью. Восхищением. Желанием.

Уважением.

– Думаешь, все эти хорошие слова – я? – спросил он дрожащим голосом, складывая блокноты на кофейный столик.

– Нет. Я думаю, ты – гораздо больше.

Я подошла ближе и обвила его руками. Он обнял меня за поясницу, удерживая меня на месте.

– Мне жаль, что тебе плохо, Лэндон.

– Мне очень плохо. Это слишком для тебя.

– Когда речь идет о тебе, для меня не существует «слишком». Я люблю твои радости и твои печали. Я люблю твой свет и твою тьму. Я люблю тебя. Каждую главу, каждую страницу, каждую правку, каждый твой черновик.

Он прижался к моим губам и закрыл глаза.

– Сегодня ты была нужна мне, и ты пришла. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты была рядом там, за то, что ты рядом сейчас. За то, что ты… это ты. Ты озаряешь даже самые темные ночи. Я люблю тебя, – выдохнул он. – Я люблю тебя. Я… тебя… люблю…

Мы были двумя детьми, заключившими глупое пари несколько месяцев назад. Двумя детьми, которые ставили друг другу подножки. Двумя детьми, которые спорили, отпускали грубые замечания, дрались не на жизнь, а на смерть. А затем, где-то в суете нашей ненависти, мы влюбились.

– Ты готова отдаться мне этим вечером, Шей? Могу ли я отвести тебя в свою комнату и попробовать на вкус каждый дюйм твоего тела? – пробормотал он, медленно покусывая мои губы. – Готова ли ты принять меня?

– Да. Каждый мой дюйм принадлежит тебе.

Он отнес меня в свою комнату и медленно снял с меня одежду.

В ту ночь мы занимались любовью дважды. Первый раз был деликатным и нежным – он двигался аккуратно и медленно, наслаждаясь каждой частичкой меня. Во второй раз я попросила его показать мне свои шрамы. И он это сделал. Наш секс был грязным. Его поцелуи были грубее, толчки – глубже, а стоны – громче. Он упирался своими бедрами в мои, прижимая меня к комоду, к кровати, к своему пульсирующему сердцу. Он занимался любовью, словно дикий зверь. Он стонал и рычал, двигаясь внутри меня, открывая мне свои страдания, свою душевную боль, свои шрамы.

Этот сломленный мальчик…

Он был моим.

Измученным.

Потерянным.

Растрепанным.

И моим.

* * *

Когда наступило воскресное утро, он проводил меня до входной двери и заключил в объятия.

– Спасибо, что осталась со мной.

– Я всегда буду с тобой.

Он одарил меня кривоватой улыбкой.

– Ты – лучшее, что есть в этом мире. Ты это знаешь?

– Могу сказать то же самое о тебе.

Он посмотрел в мою сторону, и я попыталась его прочитать. Он что-то недоговаривал, что-то держал в себе, и я была в полной растерянности оттого, что не могла этого расшифровать. Эта часть его души была от меня закрыта. Словно он воздвиг стену, скрывающую от меня следующую главу его истории.

– Что происходит? – спросила я.

– О чем ты?

– Что происходит у тебя в голове?

Он хмыкнул и постучал себя по виску.

– Практически ничего, – пошутил он.

– Лэндон, правда. В чем дело?

– Не волнуйся так сильно, Цыпа. Я в порядке. Мы поговорим позже, хорошо?

Он притянул меня к себе и поцеловал в лоб.

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю.

Однако то, как он произнес эти слова, не давало мне покоя. Почему его «я тебя люблю» было так похоже на прощание?

31

Лэндон

Шей уехала в воскресенье утром, и я был благодарен Марии за то, что в тот день она снова ко мне пришла.

Я знал, что не должен оставаться один. Даже несмотря на то, что прошлую ночь Шей провела со мной, я чувствовал тяжесть, от которой не мог избавиться. Я боялся остаться наедине со своими мыслями. Я боялся остаться один на один с собой и своим разумом.

– Сегодня ты молчишь, а это значит, что ты слишком много думаешь, – заметила Мария за ужином.

– Просто в моей голове происходит слишком много всего, – ответил я, ковыряясь ложкой в картофельном пюре.

– Может, поделишься своими мыслями?