У нас были правила. Мы никогда не должны были обсуждать вслух написанное в блокноте. Лэндон не мог говорить о своих чувствах, и я изо всех сил старалась держать данное ему слово. Тем не менее в ту пятницу, когда я прочитала ответ Лэндона, я решила его разыскать. Он стоял в столовой, собираясь взять свой поднос с обедом, и я бросилась прямо к нему.
Не говоря ни слова, я обвила руками его тело и заключила его в самые крепкие объятия, известные человечеству. Уверена, все в столовой на нас пялились. Все смотрели, как Шей Гейбл обнимала своего заклятого врага. Все смотрели, как Лэндон Харрисон обнимал меня в ответ.
Он обнимал меня в ответ.
Боже мой, он обнимал меня в ответ, и это заставило меня сжать его тело еще сильнее. Было неясно, где начиналось биение его сердца и где заканчивалось мое. Словно они бились, как одно целое, словно мы были двумя ивами, которые сплелись друг с другом.
В свой день рождения он пах жженым деревом и был одет в черное.
Моя любимая версия Лэндона – настоящая.
– С днем рождения, – прошептала я, положив голову ему на грудь.
Я даже не была уверена, что он меня услышал. Слова почти беззвучно слетели с моих губ.
Он притянул меня ближе, поцеловал в макушку и уперся туда подбородком.
– Спасибо, Цыпа, – сказал он тихо.
Его голос надломился – так, словно ему было трудно произнести эти слова.
– Всегда пожалуйста, Сатана, – ответила я.
Думаю, я имела в виду именно это.
Думаю, я имела в виду «всегда».
24
Прошло триста шестьдесят пять дней.
За последние триста шестьдесят пять дней Земля совершила полный оборот вокруг Солнца.
В каждый из этих трехсот шестидесяти пяти дней на небе появлялась Луна.
Люди смеялись, плакали, отмечали праздники.
И Ланс все это пропустил.
Он пропустил рассветы, закаты, грозы и ясное небо.
Он пропустил мой день рождения.
Мне исполнилось восемнадцать лет.
Молодой и глупый, но чувствующий себя беспомощным стариком.
Я не помнил, когда в последний раз спал дольше тридцати минут, – за исключением того раза, когда Шей помогла мне уснуть. У нее не было мобильного телефона, чтобы звонить мне по ночам, поэтому прошедшая неделя была для меня особенно тяжелой.
Голова болела от недосыпа, и как бы я ни старался, круги под глазами становились все темнее и глубже.
То объятие в столовой оказалось гораздо нужнее, чем она могла себе представить. Я стоял там, в плену своего разума, и не мог пошевелиться. Затем появилась Шей. Она меня обняла. Возможно, она догадывалась. Возможно, она научилась читать меня так хорошо, что оказывалась рядом всякий раз, когда я был готов сломаться.
К концу учебного дня я нашел в своем шкафчике блокнот со следующим вопросом:
Я оставил страницу пустой.
После школьного дня фантастическая Четверка (и Рейн) пыталась уговорить меня потусоваться дома у Хэнка и отпраздновать мой день рождения. Я отказался, солгав, что уже запланировал встречу с отцом. В ту ночь мне не хотелось находиться среди людей. Меня оглушали мои же мысли, и я не желал становиться обузой для своих друзей.
Я изо всех сил старался не думать о том, что моих родителей нет дома. Мама позвонила утром – в это время в Париже была поздняя ночь. Затем она звонила мне еще и еще.
–
Я не отвечал на ее звонки, и мне не хотелось слушать ее оправдания, но я отправил ей сообщение, потому что, черт возьми, я был жалким слабаком и не хотел, чтобы она слишком обо мне беспокоилась.
Могу поспорить, что это сообщение заставило ее плакать. Вызвать у мамы слезы всегда было простой задачей.
Папа вообще мне не звонил. Он даже мог ничего мне не желать – трудно быть счастливым в такой день, как сегодня, – но простое поздравление с днем рождения было единственной вещью, в которой я нуждался больше всего на свете.