Читаем Ленин полностью

Однако товарищи запротестовали. Молчала только, как обычно, Надежда Константиновна, не сводя с него глаз.

Атаку начал Парвус. Сверх меры словоохотливый, вспыхивающий как стог сухой соломы, он топал ногами, размахивал руками и просто сходил с ума:

– Брать деньги у жандармов и шпиков?! Это преступление, предательство! Этого нам никогда не простит Плеханов, группа Освобождение Работы, наша и другие родственные партии. Нужно помнить, что…

Говорил целый час и говорил бы еще, если бы внезапно не подбежал к нему Ульянов и, щуря глаза, холодным, страшно спокойным голосом не заявил:

– Хватит! Я деньги у жандармов возьму! Плевать хочу на то, что брехать будут глупцы и что подумают «родственные» партии! Существует цель, это прежде всего, а какой дорогой к ней направимся, это для меня безразлично!

Бобров нервным движением поднял плечи и скривился. Ульянов заметил это и, глядя на него изучающе, повторил:

– Я эти деньги возьму! Разговор идет о буржуазных «приличиях»? Почему зааплодировали мне, когда я организовал нападение на почту в Туле и добыл несколько тысяч рублей? Все-таки исчезли тогда деньги не только буржуев, но и бедных крестьян, нищих рабочих, а вы восклицали: «Браво, браво!». Отбросьте предрассудки, товарищи! Не бойтесь! Всю ответственность я беру на себя. Ха, ха! Всю! Всю! Как говорится в литургии: «И теперь, и всегда, и на веки веков!».

Спор оборвался. Ульянов усмехнулся и произнес:

– Товарищ Блюменфельд, вы знаете всех россиян в Лейпциге, Дрездене и Мюнхене…

– И в Берлине! – добавил наборщик с гордостью.

– И в Берлине! – воскликнул Ульянов со смехом. – Завтра около одиннадцати загляните в пивную и скажите, кого это ко мне подослали жандармы. Рассказала она мне, что зовут ее Рощина… Буду ждать на углу вестей от вас и тогда только пойду за деньгами.

Долго еще товарищи разговаривали между собой. Владимир Ульянов с такой обезоруживающей простотой и силой успокаивал их революционную совесть, что скоро смеялись, представив себе глупые мины агентов царской охранки, пойманных на приманку такой легкой провокации.

После их ухода Ульянов, улыбаясь хитро, продиктовал Крупской несколько писем к самым близким товарищам, описав все случившееся, свой план и решение отказа от общения с Мартовым, Аксельродом и Потресовым, которые представляли для него помеху. Подписывая эти письма, он дописал собственноручно: «Вижу, что буду вынужден видоизменить этих людей, называющих себе социалистами, или даже разорвать с ними. Моральность и легальные средства борьбы не лежат на нашей дороге. Мы несем с собой революцию во всю жизнь и во все народные понятия. Запомните себе хорошо эти слова!».

Закончив, потер руки и ходил по комнате, смеясь громко и щурясь весело:

– Гм… гм… гм…

Назавтра к Ульянову, стоящему поблизости от пивной, подошел Блюменфельд. Шепелявя и плюясь все время, сообщил:

– Знаю эту бабу… Это Шумилова, родственница агента охранки Зинаиды Гернгросс-Жученко, той, которая выдала террористов Бахарева, Ивана Распутина, Акимова и Савина, а теперь скрывается от мести эсеров в Лейпциге и Гейдельберге. Это шпики, Владимир Ильич, настоящие шпики из шайки подлеца Гартинга! Слышал, что Жученко употребляет служебный псевдоним «Михеев».

– Благодарю вас, товарищ! – произнес Ульянов и пошел в пивную.

Уселся у столика, занятого Шумиловой, и, улыбаясь ей приветливо, произнес:

– Наша группа считает, что борьба с мелкобуржуазной партией эсеров отвечает ее намерениям. Поэтому соглашаемся на предложение.

– Очень хорошо! – ответила она с виду спокойно. – Вот деньги, три тысячи марок. Когда я смогу явиться в редакцию, чтобы начать работу? У меня есть готовая статья об агитации наших общих врагов против «Искры».

– Сразу… сразу… – шепнул Ульянов, старательно считая и внимательно разглядывая банкноты.

Закончил, спрятал пачку в карман тужурки, застегнул пальто и поднял дерзкий взгляд на сидящую перед ним женщину. Склонился над столом и тихим, шипящим голосом произнес отчетливо:

– Уважаемая госпожа Шумилова! Разрешите выразить нашу признательность еще более уважаемой Зинаиде Федоровне Жученко, почтенному господину советнику Гартингу, а также другим «охранникам» за такой ценный дар! Мы использует его с пользой, пожалуйста, поверьте мне! Что до сотрудничества с нами, то может госпожа не спешить, наверное, вы хотели бы встретить у нас несколько наиэнергичнейших борцов партии эсеров, жаждущих однажды ближе познакомиться с Зинаидой Федоровной. Деньги вернем скоро с процентами, с процентами, уважаемая госпожа.

Встал и с громким смехом направился к выходу.

– Чудовище! – прошипела Шумилова, сжимая кулаки.

Он оглянулся и прищурил глаза.

«Искра» с этого дня набрала новый разбег. Ее атаки на мечтательность мелких буржуев-эсеров, на оппортунизм социал-демократов, на Струве и Туган-Барановского с их «легализованным марксизмом» становились все более острыми и яростными, отрывая от этих партий все более многочисленные отряды рабочих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза