Читаем Ленин полностью

В доме семьи Болдыревых через некоторое время воцарился покой. Слово это не совсем точно очерчивало состояние вещей. Собственно, никакого покоя не было. Появилась возможность реальности. В кровавых бурных временах поднялось это до степени счастья.

После захвата Петрограда коммунистами квартира инженера Болдырева была реквизирована. На счастье, досталась она его прежним рабочим. Жил он с ними всегда в добрых отношениях, следовательно, пока что они не делали ему никаких неприятностей, оставив для семьи хозяина квартиры и своего бывшего директора две комнаты и расположившись в других с женами и кучей детей.

Семью Болдыревых поддразнивали и смущали разлетающиеся отголоски поломанных зеркал и фарфоровых безделушек, грохот переворачиваемой мебели, не умолкающий ни на мгновение шум; ссоры женщин, препирающихся из-за захваченного канапе, ковра или о месте у печи в кухне. Они приучались постепенно к новой ситуации. Жили, стараясь не показываться на глаза людям и как можно меньше встречаться с ними, хотя порой замечали, что жены рабочих выносят из дома вещи, находящиеся в квартире, и продают их в городе.

– Трудно! – шептал Болдырев жене. – Не печалься, Маша! Если буря минует, как злой сон, добудем все, что потеряли, – он оправдывал рабочих. – Что делать беднякам? Захватили все в свои руки, а теперь живут впроголодь. Фабрики закрыты, работа не идет, так как всевозможные комитеты совещаются, составляют новые планы, препираются. Никто ничего не платит. Хлеба, масла, мяса на рынке нет. Люди просто вынуждены грабить и продавать награбленные вещи! Хвала Богу, что, по крайней мере, никто нас не трогает, что имеем свой угол и сыновей рядом!

Говоря это, перекрестился он набожно и, с признательностью оглянувшись на икону, обнял жену.

– Ты прав, дорогой! – шепнула она. – Вчера, когда ты искал кашу и молоко, встретила я генеральшу Ушакову. Поведала она мне напрямик ужасные вещи! К ним каждый вечер наезжали банды красногвардейцев, проводили обыск; выносили все, что попадало им в руки; осыпали руганью, толкали, а в конце увели с собой генерала. Госпожа Ушакова тщетно ищет мужа уже вторую неделю.

– Убит? – спросил Болдырев, бледнея и испуганным взглядом поглядывая на жену.

– Наверное… Она сама так думает, но еще люди надеются! – ответила она. – Страшные времена! Кара, наказание Божие!

Однако чувствовали они себя счастливыми.

В достопамятный день, когда был захвачен Зимний Дворец, Болдырев с сыном Петром поздно ночью нашли Григория. У него была сильно ушиблена грудь, но он смог покинуть госпиталь. Имея мандат Антонова-Овсиенко, Болдырев забрал сына и привез домой.

С этого времени жили они как в норе и чувствовали себя спокойно.


Невский проспект. Фотография. Начало ХХ века


Весь положенный в банк капитал семьи достался в руки завоевателей Петрограда, а двумя днями позже сравнялся с нулем, когда Совнарком смел денежную систему и уничтожил все ценные бумаги. Болдыревы, однако, располагали довольно большим количеством серебра, драгоценностей, одежды, белья и шуб, а следовательно, могли вести обменную торговлю с прибывающими в столицу крестьянами. Давало это возможность продержаться целой семье. Госпожа Болдырева готовила на керосиновой печке скромные обеды, вообще не заглядывая на кухню, где с каждым днем все более разгоралась ожесточенная домашняя война между женами рабочих, а после их увещеваний – и среди мужчин. Порой вечером, после возвращения рабочих с митингов и никогда не заканчивающихся совещаний, раздавались безобразные ругательства, проклятия, а после них мрачный вой, грохот падающей мебели, звон разбитых стекол – отголоски потасовок.

Часто после такого скандала Болдыревы должны были перевязывать побитых. Потасовки становились ежедневным явлением. Способствовала этому водка. Хотя алкоголь оставался запрещенным, всемогущие солдаты под видом обыска начали грабить винные склады, а также магазины казенной водки, и реализовывать добытое в свободной продаже.

Со всем этим мирилась интеллигентная, культурная семья инженера.

Госпожа Болдырева, видя, как ее легкомысленный и безвольный муж меняется под влиянием внезапно сваливающихся ударов, как понемногу делаются более крепкими духовные связи между ним и сыновьями, в течение многих лет возмущенными царящими в доме отношениями, порой думала, что только сейчас чувствует себя по-настоящему счастливой, так, как в первые годы супружества. Без горечи и ожесточения сносила она мелкие неприятности, неудобства и работу, которую вынуждена была взять на себя ради мужа и сыновей. Они помогали ей, как могли. Работы у них было вдоволь. Казалось удивительным, что такие обычные, издавна функционирующие устройства, как городские водопроводы и электростанция, начали отказывать и порою прекращали свою деятельность. Водопроводные и канализационные трубы замерзали и лопались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза