В начале 1922 года Москва готовила расширенный пленум Исполкома Коминтерна, который предстояло убедить в правильности нового курса на сотрудничество с социал-предателями. Вся надежда была на Ленина. Но тот 26 января поспешил разочаровать Зиновьева: «Если я Вас верно вчера понял, Вы ждете от меня к 5 февраля выступления на пленуме Исполкома с докладом о едином фронте. Должен сказать, что докладывать не смогу. Самое большее, если смогу приготовить тезисы по этому вопросу или дополнение к основным тезисам, которые, надеюсь, будут кем-либо изготовлены». Зиновьев забил тревогу: как же без него. Ленин настойчив: «Если я по телефону дал согласие, очевидно, не рассчитал времени выступления и срока лечения. Решительно должен согласие взять назад. Замените меня Бухариным, а если он уедет, то кем-либо другим… Прошу обсудить вопрос, не назначить ли докладчиком на пленуме ИККИ по вопросу о новой экономической политике т. Пятакова, если ни Троцкий, ни Каменев не согласятся». Зиновьев настаивает. Ленин не сдается: «К сожалению, моя болезнь не может с этим сообразоваться. Если вовремя не приготовите другого докладчика, то вина всецело будет на Вас».
Первый расширенный пленум Исполкома КИ прошел в Москве 21 февраля – 4 марта в отсутствие Ленина. Участвовали 105 делегатов из 36 стран. Зарубежных коммунистов, особенно французов – Даниэля Рену, Луи Селье, по-прежнему крайне взволновал нэп как путь к реставрации капитализма и ослабления мирового комдвижения. Успокаивали, как могли.
Одним из центральных стал вопрос об участии Коминтерна в возможной конференции трех Интернационалов – Второго (Социалистического), Третьего (Коммунистического) и т. н. «Двухсполовинного» (левые социалисты во главе с Фридрихом Адлером). Ленин решил участвовать.
Правя присланный ему Зиновьевым проект решения ПБ по этому вопросу, он писал: «Самое главное предлагаемое мною изменение состоит в том, чтобы вычеркнуть абзац, называющий вождей II и II½ Интернационалов пособниками всемирной буржуазии… Совершенно неразумно рисковать срывом громадной важности практического дела из-за того, чтобы доставить себе удовольствие лишний раз обругать мерзавцев, которых мы ругаем и будем ругать в другом месте 1000 раз»2408
.Но куда большее внимание Ленин, находясь в Костино, уделял подготовке Генуэзской конференции. Ее инициатором был Ллойд Джордж. Намереваясь решить сразу две главные мировые проблемы – русскую и германскую – путем возвращения Москвы и Берлина в мировую экономическую систему, он выдвинул идею созыва общеевропейской конференции с их участием по вопросам восстановления экономики Старого Света.
Успех конференции требовал заинтересованного участия не только Англии, но и США, и Франции. Однако администрация Гардинга, проводившая политику «карантина» Советской России, не желала никаких контактов с ней за пределами помощи голодающим. С Францией Ллойд Джорджу, казалось, удалось договориться: за игрой в гольф в Каннах (это событие вошло в историю как заседание Верховного совета Антанты) он убедил французского премьера и главу МИДа Аристида Бриана провести общеевропейскую конференцию в Генуе по экономическим и финансовым вопросам. Однако по возвращении в Париж Бриан вынужден был передать свой премьерский пост президенту Пуанкаре, а министерский – Жану-Луи Барту. Новые творцы французской внешней политики не были сторонниками диалога с Россией или Германией, что уже не предвещало Генуэзской конференции ничего хорошего.
Тем не менее, получив 7 января 1922 года от правительства Италии текст каннской резолюции (в которой Ленин усмотрел признание равноправия всех сторон, а значит, возможность вести переговоры на равных) и приглашение в Геную, российское руководство моментально ответило согласием. Не исключалось даже участие Ленина. Однако Красин и Берзин в этой связи телеграфировали Чичерину: «Приезд Ленина в Италию считаю недопустимым ввиду савинковцев, врангелевцев и фашистов. Более приемлемым был бы Лондон. Тут можно обставить надежно как приезд, например, в сопровождении Красина, так и проживание. Если не поедет Ленин, предлагать ли приезд Троцкого? Италия, конечно, тоже исключается». 12 января Ленин диктует телефонограмму Молотову для Политбюро: «Думаю, что указанная Красиным причина в числе других причин исключает возможность поездки в какую-либо страну как для меня, так и для Троцкого и Зиновьева»2409
. При этом Ленин плотно держал руку на пульте подготовки Генуи.