Ленин. Человек, который изменил всё

«Город, посвятивший себя миру, был, казалось, на осадном положении, – вспоминал Эдуард Эррио, будущий премьер-министр и министр многих французских кабинетов. – Карабинеры охраняли двери отелей и выходы из тупиков, из глубины которых кротко смотрели мадонны с руками, полными свежих цветов. Крохотные садики, поднятые итальянской изобретательностью почти на все этажи, сникли; неумолимый ливень обрывал листья камелий и орошал слезами склоненные колокольчики лилий. На конференции так же, как и в природе, разразилась гроза»²⁴⁵⁴. Чичерин выступал 10 апреля на прекрасном французском и сам же себя переводил на английский. Он признал возможность «параллельного существования старого и нарождающегося нового социального строя», для чего необходимо упрочение мира с помощью разоружения, а также, по сути, предложил альтернативу Лиге Наций в виде Всемирного конгресса, включавшего в себя представителей не только ведущих стран, но и колониальных народов, рабочих организаций. Позицию российской делегации по вопросу возобновления экономического сотрудничества сам Чичерин суммировал следующим образом: «Сделка, но не кабала».

Конкретные условия возобновления сотрудничества обсуждались в кулуарах, в основном на вилле «Альбертис», где остановился Ллойд Джордж, претендовавший на роль первого среди равных. «Российская делегация подверглась всем утонченнейшим приемам зазывания и кокетничанья; как в известной притче сатана обещал Иисусу превращение камней в хлебы и господство над расстилавшимися перед его взором царствами, если Иисус поклонится сатане, точно так же самые соблазнительные перспективы открывались перед Советской Россией в награду за признание господства капитала»²⁴⁵⁵, – хвалился Чичерин проявленной им твердостью. Газеты 14 апреля публикуют ответ Ленина корреспонденту The New York Herald: «Глубоко ошибаются те, кто собираются предложить русской делегации в Генуе унизительные условия. Россия не позволит обращаться с собой, как с побежденной страной. Если буржуазные правительства попытаются взять такой тон по отношению к России, то они совершат величайшую глупость»²⁴⁵⁶.

Приходит шифровка от Чичерина: «Сегодня, 15 апреля, союзники сказали нам свое последнее слово. Мы должны отказаться от контрпретензий за интервенцию, взамен чего они нам списывают военные долги, а также проценты по довоенным долгам до окончания мораториума, срок которого устанавливается по взаимному соглашению приблизительно на 8–10 лет. Национализированное имущество возвращается владельцам на основе долгосрочной аренды или реституции в отдельных случаях, где концессии по техническим условиям невозможны, о чем еще могут быть переговоры. Находящееся за границей русское имущество, как суда и проч., нам возвращаются. Ллойд Джордж, затем Шанцер через специально присланного к нам гонца сообщили, дальше этих условий они не пойдут»²⁴⁵⁷.

Ленин не впечатлен: «Военные долги и проценты по довоенным долгам покрываются нашими контрпретензиями. Реституции отвергаются абсолютно. В той области как максимальную уступку предлагаем предпочтительное право для бывших собственников-иностранцев получить при прочих равных условиях (или при условиях, значительно приближающихся к равным) в аренду или в концессию их бывшие предприятия. Выплаты по признанным довоенным долгам начинаются через 15 лет (максимальная уступка – 10 лет). Обязательным условием всех перечисленных уступок, и в частности уступок по нашим контрпретензиям, является немедленный крупный заем (примерно миллиард долларов)»²⁴⁵⁸.

Советская делегация отклонила предложенную Лондоном схему. Переговоры зашли в тупик. Вот только германская делегация, остановившаяся в отеле «Эдем» в близлежащем Рапалло, об этом не знала, поскольку в «Альбертис» ее не приглашали. Напротив, у немцев было полное впечатление, что Запад готов вот-вот прийти к соглашению с Россией на антигерманской основе, что окончательно отодвинуло бы Берлин на обочину мировой политики. Российские дипломаты своих немецких коллег в этом не разубеждали. Более того, в ночь на Пасху – 16 апреля – Иоффе телефонным звонком устроил в «Эдеме» побудку и, сообщив об успехе переговоров на вилле Ллойд Джорджа, предложил срочно подписать двусторонний договор. Проведя «пижамное совещание» – в халатах и пижамах, – немцы согласились. Вынутый из портфеля Чичерина договор перед рассветом был подписан. Стороны отказались от претензий, возникших из состояния войны; возобновлялись дипломатические и консульские отношения, устанавливался принцип наибольшего благоприятствования в торговле.