Ленин и Троцкий. Путь к власти

Местные социал-демократы, приветствуя это явление, направили восторженную статью в зарубежную редакцию «Рабочей мысли». Редколлегия газеты сопроводила статью заметкой, где раскритиковала рабочих за то, что они подвергли себя репрессиям. Когда члены петербургской группы получили этот номер, они были настолько возмущены, что отказывались распространять газету в течение нескольких месяцев.

Знаменитая брошюра А. И. Кремера «Об агитации» исходила из чёткого различения экономической агитации и политической борьбы.

«…Как бы широко ни было рабочее движение, – читаем в брошюре, – успех его не обеспечен до тех пор, пока рабочий класс не встанет твёрдо на почву политической борьбы», а «достижение политической власти является главной задачей борющегося пролетариата. <…>

Таким образом, задачей социал-демократов является постоянная агитация среди фабричных рабочих на почве существующих мелких нужд и требований. Вызванная такой агитацией борьба приучит рабочих отстаивать свои интересы, поднимет их мужество, даст им уверенность в своих силах, сознание необходимости единения и в конце концов поставит перед ними более важные вопросы, требующие разрешения»^[119].

Эдуард Бернштейн, представитель оппортунизма в социалистическом движении

«Экономисты», однако, интерпретировали это крайне односторонне. Экономическую агитацию и непродуманный «активизм» превратили в панацею. Революционная теория за ненужностью отошла на второй план. Таким образом, правильная во всех отношениях идея превратилась в свою противоположность, породив антимарксистскую «теорию стадий», которая впоследствии, оказавшись в руках меньшевиков и сталинистов, имела катастрофические последствия.

«Политические требования, – писал Борис Наумович Кричевский, – по своему характеру общие для всей России, должны, однако, на первых порах соответствовать опыту, извлечённому данным слоем рабочих из экономической борьбы. Только на почве этого опыта можно и должно приступать к политической агитации и расширять её содержание опять-таки по мере дальнейшего опыта»^[120].

Эти строки очень ярко выражают оппортунистический характер «экономизма», который, желая найти кратчайшую дорогу к массам, размывал марксистскую программу и избавлял её от «трудностей», к которым массы якобы не готовы. Всё это крайне напоминало «теорию малых дел», которую защищали либеральные народники. Кроме того, «экономизм» прекрасно соответствовал трусливому оппортунизму «легальных марксистов», которые в действительности представляли левое крыло буржуазного либерализма. «Экономисты» неявно боялись выступать против царской власти, поэтому они попытались представить социал-демократическое движение как «частное дело», которое, оставляя в стороне вопрос о государстве, касается только борьбы рабочих и работодателей на трудовом фронте. В действительности у «экономистов» получалось, что социал-демократы должны просто найти своё место в узких рамках законности или полузаконности, до которой нисходит для них царское государство.

Ограничивая себя экономическими требованиями, они надеялись избежать гнева властей. В этом смысле «экономизм» был зеркальным отражением той позиции, которую заняли «легальные марксисты». Это было равносильно отказу от революционной борьбы и передаче руководства движением в руки либералов. Эта схема, однако, бросала вызов фактам. Если «экономисты» с готовностью отказывались от политики в революционно-демократической борьбе против царизма, само царское правительство ни на минуту не стояло в стороне от борьбы между рабочими и капиталистами. Стачки всё так же подавлялись казаками и полицией. А волны арестов, как и прежде, уносили самых активных и сознательных представителей рабочего движения.