Ленин: Пантократор солнечных пылинок

О том, что Ленин мыслил принципиально иными категориями – и действовал иными способами, нежели Временное правительство (и, скорее всего, чем любой «обычный» политик), можно понять по той эволюции, которую пережила армия. Ленин ведь не просто назначил главнокомандующим прапорщика Крыленко вместо генерала Духонина; штука в том, что к тому моменту находящаяся в состоянии войны армия была деморализована, целые фронты разваливались, солдаты не слушались офицеров и штурмовали поезда, идущие на восток; сам Духонин, даже и не оказавший сопротивления «карательной экспедиции» Крыленко, был выволочен из крыленковского вагона своими же пьяными солдатами и убит (отсюда не лишенное мрачной экспрессивности выражение «отправить в штаб к Духонину»). Даже и при таких условиях мало нашлось бы в мире руководителей, которые стали бы не укреплять – как Керенский – дисциплину и применять высшую меру, а, наоборот, распустили бы армию – воюющую! Именно это, однако, и сделали Ленин с Троцким; трюк состоял в том, чтобы не просто «отменить» армию – но именно организованно демобилизовать ее. Ленин пошел на этот немыслимый шаг потому же, почему в 1902-м не хотел брать в партию профессора египтологии: нужна была организация, способная передавать и выполнять приказы, а не стадо, пусть даже единомышленников; лучше маленькая структура, ориентированная по вертикали, – несколько полков стопроцентно лояльных латышских стрелков, чем большая и опасная в силу самой стихийной своей природы ризома. И уже в январе 1918-го Ленин выпускает декрет о формировании Рабоче-крестьянской Красной армии – теперь уже на добровольных принципах, с учетом классовой принадлежности, с рекомендациями. «Мы оборонцы с 25 октября 1917 г. Мы за “защиту отечества”, но та отечественная война, к которой мы идем, является войной за социалистическое отечество, за социализм как отечество, за Советскую республику как отряд всемирной армии социализма». И когда весной 1918-го все-таки придется ввести всеобщую воинскую повинность (из-за интервенции), это будет несколько иная армия; не с нуля, конечно, выстроенная, но другая.

В чем разница? Удачный ответ на этот вопрос Ленину посчастливилось подслушать, странным образом, в общественном транспорте. Дело в том, что перед Новым годом председатель Совнаркома, в свойственной ему манере, вновь стал нащупывать в кармане кольцо невидимости. Время для неожиданного исчезновения было подобрано ювелирно – рождественские три дня, делегация переговорщиков с немцами только что выехала в Брест – и планировала там как следует потянуть резину, не подписывая никакие судьбоносные документы; до открытия Учредительного собрания оставалось почти две недели. Финляндию в качестве направления для каникул посоветовали А. Коллонтай и Я. Берзин: примерно на полпути между Петроградом и Выборгом есть чахоточный санаторий «Халила», до революции принадлежавший непосредственно царской семье (одна из великих княгинь даже вытребует потом с Финляндии компенсацию за реквизицию – 15 тысяч фунтов). Компетентный медперсонал, отдельный комфортный коттедж, конка-трамвай на территории, телефон. Безопасно ли? Сам Ленин на днях подписал в Смольном «вольную» Финляндии; страну формально пока контролировали большевики во главе со Смилгой; где-где, а там Ленина не тронут. Сейчас санаторий называется «Сосновый бор», и экономика этого места больше не заточена под оказание медуслуг, как в начале XX века, когда вся деревня работала на богатых пациентов из России; корпуса подобветшали, и часть территории занимает подворье, где под надзором священнослужителей разводят страусов и новозеландских козлов. Ленина сопровождали НК, Мария Ильинична, Рахья и два переодетых красноармейца; Коллонтай, зная, что у Ленина нет ничего, кроме пальто, в котором он приехал из Швейцарии, а на улице мороз, прислала Ульяновым к вагону три шубы и три ушанки – во временное пользование, со склада наркомата (Ленин вернет их «с благодарностью и в полной сохранности»: «они нам очень пригодились. Нас захватила снежная буря. В самом “Халила” было хорошо»). Ехали в обычном вагоне – и вот там-то от какой-то финки-старушки он и подслушал фразу, которую затем часто цитировал на выступлениях перед разного рода военными людьми – от новобранцев до командующих фронтами, объясняя, чем Красная армия должна отличаться от царской. «Раньше бедняк жестоко расплачивался за каждое взятое без спроса полено, а теперь, если встретишь в лесу солдата, так он еще поможет нести вязанку дров». «Теперь не надо, говорила она, бояться больше человека с ружьем».