Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Тем не менее Москва выглядела явно предпочтительнее Петрограда, где, особенно после разгона Учредительного, поддержка большевиков в Советах и на фабриках резко снизилась, а репутация осуществлявшей атаку и на капитал в целом, и на конкретных капиталистов Красной гвардии опустилась до такого уровня, что Ленину пришлось перед отъездом распустить ее. Резиденцией для сбежавшего не только от немецкой, но и от пролетарской угрозы правительства был выбран именно Кремль – пускай и слишком громоздкий, чтобы защищать его: общественных зданий в Москве было меньше, чем в Петербурге, и все либо плохо оборудованы технически, либо более камерного характера, либо плохо защищаемые, либо не подлежащие реквизиции. Поскольку сразу въехать в Кремль оказалось невозможно – следовало создать систему охраны, осмотреть чердаки, подвалы и подземные ходы (их полулюбительское исследование продолжалось еще летом 1918-го) – первую неделю Ленин с женой, словно туристы, перекантовались в двухкомнатном номере в гостинице «Националь» – которую для приличия переименовали в Первый дом Советов (Вторым стал «Метрополь», а всего таких домов Советов было около трех десятков); доска на гостинице подтверждает факт проживания. В этот же теремок набились и все правительство и весь аппарат – от Сталина до Инессы Арманд. Даже в этом страшно «бойком» месте, у самого впадения Тверской в Кремль, Москва выглядела гигантской толкучкой; это сейчас из 500-евровых «кремлевских люксов» открывается «чарующий» вид на Кремль – а тогда пространство, где сейчас Манежная, было густо и беспорядочно застроено; вместо гостиницы «Москва» – торговые ряды с лабазами, часовня Александра Невского, церковь Параскевы Пятницы; расчищать Охотные ряды начнут только в 1920-е – когда там соберутся возводить авангардный небоскреб – Дворец Труда. Ленин прожил в Москве не меньше, чем в Петербурге, и «Ленинградом», по справедливости, следовало бы назвать ее; однако при жизни Ленин не вполне врос в московский антураж и не омосквичился, да и заслуга коренной реконструкции города принадлежит не ему. Впрочем, благодаря Ленину у москвичей есть ЦПКиО – именно он придумал, чтобы продемонстрировать перспективы смычки города и деревни, устроить на месте огромной свалки в Нескучном сельхозвыставку; нынешний здешний альянс хипстеров и ветеранов ВДВ демонстрирует, сколь далеко могут зайти изначально хорошие идеи.

Три с половиной года, с весны 1918-го по осень 1920-го, похожи на эпизод из сериала Gravity Falls, где изображается затянувшееся падение героев в бездонную пропасть – когда лететь так далеко и так долго, что персонажи, кувыркаясь в воздухе, успевают рассказать друг другу по несколько историй: про гражданскую войну, про невиданный экономический кризис, про технологическую революцию, про террор и голод – и при этом всё падают и падают, а дна так и не видно. Среди прочего, эта аналогия помогает понять смысл деятельности (и природного таланта) Ленина: организовывать беспорядочно кувыркающиеся объекты – 170 миллионов объектов, если уж на то пошло, – падающие с ускорением; организовать таким образом, чтобы не просто выжить, но потратить время с толком и оказаться в момент приземления в наилучшей из возможных позиции и конфигурации.

«Всякий, кто знает Москву, – вздыхала газета «Новая жизнь», – с трудом представит себе сочетание Иверской и народного комиссара Троцкого, Спасских ворот, где снимают шапки, и Зиновьева, московское купечество и мещанство, насквозь пропитанное истинно-русским духом, и интернационалистический Ц.И.К. Что из этого выйдет, скоро увидим». Судя по воспоминаниям Троцкого, комиссары, многие вчерашние эмигранты: ни кола ни двора, разумеется, ощущали иронию истории: ультрасовременная, отринувшая все национальные и конфессиональные предрассудки советская власть, молодое вино, плещется в совсем уж ветхих мехах, внутри нафталинного, средневекового, «загоскинско-забелинского» заведения.

Комендантом Кремля стал Мальков, бывший матрос крейсера «Диана» и кастелян Смольненской крепости, комтуром и управделами администрации – Бонч-Бруевич. Улицы в Кремле с шариковской молниеносностью – пропечатал в газете и шабаш – переименовали: которая с дворцами, Потешным, Кремлевским, и Фрейлинским корпусом, от Арсенала к Боровицкому холму была Дворцовая – стала Коммунистическая. Поначалу, когда не вполне ясно было даже то, временно ли перенесли столицу в Москву или навсегда, никто не понимал, как должен быть устроен большевистский Кремль. Как образцовая, открытая, супер-«прозрачная» коммуна – или как чиновничий анклав, куда заказан вход посторонним?