Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Ленин поэтому и угрожал – всерьез! – выйти из ЦК и даже готов был вдрызг разругаться с главным своим союзником – решившим сыграть с немцами в кошки-мышки Троцким, что вероятность революции в Германии была математически меньше, чем вероятность того, что ее не случится вовсе или что она случится по какому-то не выгодному для большевиков сценарию. Германия беременна революцией? Wishful thinking – принятие желаемого за действительное: молиться на каждую стачку в Германии, объявлять ее началом социалистической революции и первым шагом превращения старой Европы в пролетарские Соединенные Штаты Европы? «Это “кажинный божий раз на этом месте” мы слышали и набили оскомину». В России уже родился ребенок – и поэтому разумнее сохранить состоявшуюся революцию здесь.

Ленин не колебался – и раз так, никакого особенного драматизма в этом эпизоде не было. Прекратить близкие отношения с подругой или развестись с женой – тут был выбор с непредсказуемыми последствиями решения; а вот с миром на любых условиях выбора не было, поэтому надо было по-бульдожьи прогрызть щенячий революционный энтузиазм товарищей; не первый и не последний раз. Ленин знал, что его условия будут приняты, что даже если ему в самом деле придется выйти из ЦК, даже если, как предлагали левые эсеры Бухарину, Ленина арестуют на пару дней и начнут войну, в финале «левые коммунисты» придут к его решению, потому что не было альтернативы: что, превращать Петроград в мясорубку, что ли?

Более того, он и не собирался «зависать» на этом временном, тактическом решении – и без паузы перескакивал от неизбежных потерь к дивидендам, которые можно получить: «учись у немца! – бубнит Ленин. – История идет зигзагами и кружными путями. Вышло так, что именно немец воплощает теперь, наряду с зверским империализмом, начало дисциплины, организации, стройного сотрудничества на основе новейшей машинной индустрии, строжайшего учета и контроля». Немецкая оккупация рано или поздно закончится, вместо немцев-империалистов на политической сцене появятся немецкие рабочие, которые протянут русским руку помощи; а вот экономический спад – если не научиться у немцев их дисциплине – может длиться десятилетиями, и это хуже для большевиков, потому что их «наняли» для того, чтобы они с этим как раз справились. Более того, и аргумент Бухарина: революционная война должна сплотить пролетариат, предотвратить его люмпенизацию из-за безработицы – в целом будет принят Лениным: просто новую, классовую армию следовало строить, пройдя унизительную, но неизбежную процедуру банкротства – а не оттягивая расплату правдами и неправдами.

Именно поэтому вряд ли Ленин в своих мемуарах назвал бы главу про Брестский мир – «Самый Тяжелый Выбор в Жизни», каким этот эпизод предстает в условно шестидесятническом дискурсе. Канитель с выходом России из войны продлится больше года; то, что в массовом сознании закрепилось как Брестский мир, подразумевает лишь один из этапов сложной сделки, которая была заключена одним из участником под давлением других – и затем расторгнута как ничтожная. В политической карьере Ленина было множество таких компромиссов – и мы либо не знаем о них, как не знали до 1924 года про шалаш в Разливе, либо не осознаем их значение. Возможно, известие об убийстве немецкого посла Мирбаха 6 июля 1918-го стало для Ленина куда более сильным шоком; еще большей проблемой – хотя и «размазанной» – была «бестолочь»: невозможность доверить рабочим управление, осознание идиотизма на местном уровне – и отсутствия материала, которым можно было заменять старый аппарат. Однако все это скорее домыслы: Ленин играл с картами, плотно прижатыми к груди, и мало кому давал в них заглядывать.

Карты, да; для посторонних Брест представляется триумфом Ленина-картежника: как безответственно он рискнул страной, которую формировали до него много поколений, – чтобы отыграться, сохранить выпавший ему 25 октября выигрыш; выиграл, да – но как!

На самом деле, в карты Ленин играл только с тещей, которая к тому времени уже скончалась. Брест – триумф Ленина-шахматиста, осознававшего, что в данной позиции другого хода, кроме того, который в данный момент представляется наихудшим, просто не существовало, – и замыслившего сделать эту жертву частью большого гамбита. Казалось бы, абсолютно неприемлемые потери – однако по большому счету обеспечивающие стратегическое преимущество. Как и всегда, преимущество Ленина в том, что он видит вещи в динамике, а все остальные – в текущем состоянии; отсюда и «профетические способности».

К ноябрю 18-го, моментально среагировав на Компьенское перемирие, Ленин аннулирует Брестский мир – и получает колоссальный кредит доверия от общества; выигравший эту шахматную партию невероятным немецким гамбитом, он отныне воспринимается как не просто «вождь», но и «шаман», обладающий сверхъестественным знанием будущего; собственно, с этого момента начинается массовый культ Ленина.