Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Так получилось, что период между первым, майским, и вторым, декабрьским, 1922 года инсультами Ленина стал дедлайном для длившихся десятилетиями дискуссий о наилучшем способе создания на территории Евразии единого марксистского государства. К этому моменту уже понятны его примерные границы и проблемные зоны: Украина, Грузия, Туркестан и Дальневосточная республика. Ясно было, что есть политический центр и есть окраины, но если до 1922 года можно было взаимодействовать в зависимости от обстоятельств – в России советская власть, на Украине советская, уж как-нибудь договоримся, – то фактор Генуи заставил формализовать отношения. Ленин предупреждал, что «западные партнеры» наверняка попытаются расколоть советские республики, манипулировать ими поодиночке; и поскольку изобрести – находясь одной ногой в могиле – рецепт многонационального государства нового типа, занимающего шестую часть суши, не так-то просто, как кажется, объединением советизированных государств и пара-государств занялся тот, кто и должен был, – нарком по делам национальностей Сталин.

Всем в политбюро ясно было, к чему, в принципе, хорошо было бы прийти – к централизованному (так эффективнее переводить экономику на социалистические рельсы) государству, на всей территории которого проводилась бы одна и та же, вырабатываемая в Москве политика – конечно, с учетом местного политического и культурного колорита. Легче сказать, чем сделать; нюансов хватало. Можно ли, к примеру, отличить «настоящую» республику от «условной» только по наличию компактно проживающей национальной общины? Чувашия, к примеру, может объявить себя республикой? А Татария? А Украина? Как далеко может простираться самостоятельность республики? Можно ли республикам завязывать сепаратные дипломатические отношения с другими странами, иметь «свои» армии, банки, валюты, таможни и железные дороги, свои законы? Должны ли местные органы власти исполнять приказы центральных, даже не устраивающие их?

Проблема была еще в том, что, интегрируя окраины, надо было нажимать на них так, чтобы они не жаловались на боль: мировая революция продолжается, особенно на Востоке, и как знать, кого еще придется втягивать в орбиту. Если бы какие-нибудь республики принялись вслух вопить, что Москва их обижает, никто больше не захотел бы входить в Союз.

Маркс называл дискуссии по национальному вопросу: «щупать больной зуб», и, похоже, вся практическая стоматология, курировавшаяся Сталиным, до начала осени 1922-го устраивала Ленина. Сам он натянул белый халат и полез в рот пациенту с зеркальцем лишь в конце сентября – и, как выяснилось, оказался склонен к реализации внешне более мягкой схемы втягивания больших республик в Союз. Оставить их республиками, формально равными РСФСР, чтобы всем вместе, как бы с нуля, вступить в Союз. В каждой республике – свои наркоматы, но при этом существует и головной, московский, «всесоюзный» наркомат – и местные подчиняются московскому. То есть центр командует – но, во-первых, каждой республике предоставляется формальное право на самоопределение, то есть «развод»; во-вторых, формально в каждой республике всё, ну или почти всё свое: иностранные дела, оборону, внешнюю торговлю дублировать не имело смысла заведомо. Сталин предпочитал действовать более решительно: «всосать» республики в состав РСФСР как «автономии» – но спорить с «профессором» не стал и готов был с почтением ассистировать ему в готовящейся операции.

Марксовская метафора курьезным образом наложилась на приступы далеко не метафорической зубной боли, которые одолевали Ленина в октябре 1922-го. И тем загадочнее выглядит фраза в записке Каменеву, где сначала Ленин пишет «великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть», затем вдруг сообщает: «Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами», а потом продолжает свою мысль про необходимость чередования представителей разных национальностей в будущем всесоюзном ВЦИКе. «Съем его всеми здоровыми зубами» – это угроза окончательно разделаться с национальным вопросом? Объяснение, почему он сейчас не может целиком посвятить себя государственной деятельности и готов временно делегировать свои полномочия кому-то еще, например, такому компетентному человеку, как Сталин? Или – план войны со Сталиным?