С другой стороны, доля кулацких хозяйств в некоторых уездах губернии доходила до 14 %, а кулачество было враждебно Советской власти поголовно. При этом кулаки имели вековой опыт манипулирования настроением крестьянской массы, к которому эсеры прибавили
Уровень развития промышленности в губернии был невысок – из 8 тысяч предприятий лишь на 15 (пятнадцати) работало по 500 и более человек.
К августу 1920 года в 685 местных партийных организациях губернии насчитывалось 13 490 членов и кандидатов в члены РКП(б), из них в сельских – 4 992 человека. Во время перерегистрации в июле 1919 года из партии было исключено около 5 тысяч человек, так что и с этой стороны «обиженных» хватало. Но и после этого некоторые деревенские партийные ячейки состояли из бывших эсеров и анархистов[1198].
Важным фактором повстанчества явилась начинающаяся демобилизация армии. На Х съезде РКП(б) Ленин говорил о том, что «демобилизация крестьянской армии выкидывает сотни и тысячи разбитых, не находящих себе занятий людей, привыкших заниматься только войной как ремеслом и порождающих бандитизм», и что демобилизация армии даёт «повстанческий элемент в невероятном количестве»… (ПСС, т. 43, с. 16, 24).
Так оно и было.
В октябре 1920 года в антоновском мятеже участвовало до 20 тысяч человек (из них до 3 тысяч – с оружием), в январе 1921 года – до 50 тысяч.
15 октября 1920 года Ленин потребовал от РВС Республики «добиться быстрой и полной ликвидации мятежа», а 19 октября повторил это командующему Войсками внутренней охраны Республики Василию Корневу (1889–1939), бывшему прапорщику, члену партии с апреля 1917 года. Одновременно Ленин написал Дзержинскому:
«Спешно
Тов. Дзержинскому
Захвачены
Верх безобразия.
Предлагаю прозевавших это чекистов (и губисполкомщиков) Тамбовской губернии:
1) отдать под военный суд,
2) строгий выговор объявить Корневу,
3) послать архиэнергичных людей тотчас,
4) дать по телеграфу нагоняй и инструкции.
Однако справиться с «антоновщиной» удалось лишь к середине лета 1921 года, и справиться немалыми усилиями. Об ожесточённости и размахе борьбы говорит число потерь мятежников – к 26 июля 1921 года они составили 11 тысяч убитыми и раненными.
На баснях о том, что командовавший войсками, подавлявшими мятеж, Тухачевский травил-де поголовно тамбовские деревни боевыми газами, останавливаться не будем. В район мятежа действительно подвезли химические снаряды, но их применяли при обстреле болот, да и то – ограниченно, вследствие малой эффективности. Но боевые действия велись активно с использованием больших масс войск – до 40 тысяч штыков и сабель.
А вообще-то, чтобы судить то время, надо
«Говорят, жесток русский народ, – писал Серебренников. – Я не возражаю против этого утверждения, но хочу сказать, что жестокость эта была присуща во время революции не только простому народу, но и всем слоям русского общества вообще… Революция всегда порождает жесточайшее озлобление, какого не знают люди в мирное время»[1200].
Вернее будет сказать, что во время революции выплёскивается накопившееся за века народное возмущение, а имущие его пытаются жестоко подавить. А это порождает озлобление, которым нередко пользуются в своих интересах всё те же имущие – как это вышло на Тамбовщине. В результате красным войскам там приходилось прибегать порой и к жёстким мерам.
Решила, однако, исход мятежа общая политика Советской власти – переход от продразвёрстки к продналогу. 14 февраля 1921 года Ленин встречался с секретарём Тамбовского губкома партии Н. М. Немцовым и представителем военного командования К. В. Редзько. Они привезли с собой в Москву и нескольких участников мятежа – «бородачей», находившихся в губЧК. Ленин встретился с ними и долго беседовал.
Об этой беседе 27 февраля 1921 года писала газета «Тамбовский пахарь»… Разговор был откровенный – крестьяне рассказывали, что в хлебных и продовольственных заготовках много произвола и бестолковщины: «Очень обидно, что, бывает, берут картошку, мы её свезём, где картошка гниёт, и нас же опять заставляют очищать это место»…