В Берне немцы использовали агента по имени Карл Моор. Подданный Германии, Моор осел в Швейцарии в 1870-е годы и в течение своей карьеры успел побывать и журналистом, и юристом, а потом занялся финансированием сумрачного мира политических эмигрантов-социалистов. В марте 1917 года он, кроме того, согласился работать на Германию (и Австрию) и получил кодовое имя Байер. Основная задача Байера заключалась в сборе информации в кругах социалистов и дальнейшей ее передаче своему куратору в Берне, д-ру Вальтеру Нассе. Летом 1917 года Моор-Байер несколько раз ездил в Стокгольм, однако не имел никаких контактов с группой Парвуса. Масштабы его деятельности оставались неясными вплоть до конца Второй мировой войны, однако сегодня некоторые авторы называют Моора большевистским “интендантом № 2” (№ 1 был Парвус)37
. Рассекреченные документы из российских архивов позволяют предположить, что в августе 1917 года он передал большевикам по меньшей мере 230 000 рейхсмарок. К разочарованию тех, кто надеялся наконец обрести в лице Моора-Байера вожделенное доказательство, обнаружилось, что эти деньги не ушли дальше Стокгольма. Очевидно, они остались у Радека, который использовал их для организации мирной конференции левых социалистов38.Финансирование при помощи нелегальных средств тоже было игрой, в которую мог играть каждый, однако одни только наличные еще не могли гарантировать успеха. Вальтер Нассе в Берне с неприятным изумлением наблюдал за “лавиной английского золота”: Антанта, сообщал он, тратит невероятные суммы на поддержку военной активности России и на подкуп влиятельных лиц39
. Что же касается полевых агентов в России, то здесь у англичан, которые вообще-то только и знают, что свой крикет, тоже было кое-что достойное – капитан Бромхед и его мобильные кинопоказы. У французов также имелось в Петрограде бюро пропаганды, которым руководил граф де Шевильи, еще один энтузиаст кинематографа, а по совместительству – представитель банкаРабота этих людей, а также печать брошюр, закупка подарков, поездки с лекциями на фронт – всё это стоило больших денег. Однако определение “лавина английского золота” кажется все же некоторым преувеличением. В действительности дело обстояло так: в мае Бьюкенен написал в Лондон, что
В ответ Бьюкенену, так уж и быть, отправили 10 000 фунтов41
. Эта сумма казалась совершенно неадекватной, однако у британцев были основательные причины для того, чтобы держать кошелек закрытым. Когда чиновники Уайтхолла подсчитывали суммы, потраченные на русскую пропаганду, их прежде всего поражал вопиющий процент неудач. В Петроград было направлено множество славных парней, но все они почему-то оказались совершенно непригодными для этой работы. Может быть, дело не в деньгах? Может быть, следует изменить тактику?По всей вероятности, уже к маю англичане догадались, что Плеханов ни на йоту не может повлиять на военную активность России. Другой подход состоял в том, чтобы заткнуть брешь с помощью писателей, – так в России оказались Артур Рэнсом и несколько его плохо выбритых друзей. К этому плану присоединились и американцы: в июле 1917 года правительство президента Вильсона согласилось доставить Сомерсета Моэма в Петроград через Токио42
.Прибыв в столицу России, Моэм, как и многие другие, тут же поссорился с начальником британского бюро пропаганды – романистом Хью Уолполом. Оба собрали в Петрограде богатый материал для своих будущих книг, ни один не продвинулся в деле завоевания русского общественного мнения. В частном письме, написанном в октябре 1917 года, Альфред Нокс замечает:
Никто никогда не смог бы сказать такое о Ленине. Независимо от того, какую помощь он получал со стороны, все его действия били точно в цель. Всякий, кто проехал бы вдоль линии фронта, не мог не заметить, насколько к концу мая Ленин и его сторонники изменили ситуацию. Всё английское золото ничего не могло поделать против них.