Если уж глухой и больной Шляпников был обречен, то Николай Суханов, меньшевик и автор лучшего мемуарного свидетельства о краткой революционной весне в Петрограде, никак не мог избежать нежелательного внимания Кремля. Несмотря на свой всегдашний скепсис, Суханов остался в России, чтобы участвовать в строительстве того будущего, ростки которого он с восторгом наблюдал со ступеней Таврического дворца. Но ловушка захлопнулась. Советский писатель Борис Ефимов задавался вопросом:
Суханов был арестован в первый раз в 1930 году, провел пять лет в Верхнеуральском изоляторе, затем отправился в ссылку, а в конце 1930-х был снова арестован и расстрелян23
.Ссылка Радека в Тобольске была невыносима. Весной 1929 года он написал Сталину письмо, в котором полностью принимал партийную линию, клеймил Троцкого как террориста и просил разрешить ему вернуться в Москву и служить партии. Диктатору это показалось достаточно забавным, и он вернул Радека. Несколько лет тот прожил в Москве, при каждом удобном случае произнося заискивающие речи в адрес Сталина. Но тому было прекрасно известно также о непристойных остротах Радека. В Москве шутили, что все анекдоты о Сталине на самом деле придумывает Радек. Сталин комментировал:
Радека снова арестовали в октябре 1936 года и в январе 1937-го выставили на показательный процесс. С ним вместе судили и другого пассажира ленинского поезда – того самого экономиста и финансиста Григория Сокольникова. Как ни странно, ни один из них не получил смертного приговора: Радек выторговал себе ничтожную отсрочку, оговорив своих бывших товарищей и обвинив их в участии в очередном воображаемом террористическом заговоре. Хотя официальной причиной смерти Радека и Сокольникова (оба погибли в Верхнеуральском изоляторе с разницей в несколько дней) была объявлена бытовая ссора с другими заключенными, на самом деле оба они были забиты до смерти надзирателями25
.Фюрстенберг-Ганецкий, будучи польским гражданином и финансистом, по-прежнему преуспевающим и всегда в элегантном костюме, не подозревал, что и ему судьба уже отправила черную метку. Он был постепенно выдавлен со всех своих позиций в финансовом секторе и во внешней торговле. Вполне в духе этого абсурдного времени Ганецкого перебросили в Государственное объединение музыки, эстрады и цирка, а затем он стал начальником Управления цирков и парков культуры и отдыха Москонцерта.
Его игра со смертью закончится в июле 1937 года. Когда в его квартире уже шел обыск, Ганецкий нацарапал записку наркому внутренних дел Ежову, нажимая на карандаш так, что тот сломался.
Никаких ошибок никогда не бывало, конечно. В квартире Фюрстенбергов были изъяты “компрометирующие” книги, в частности работы многих товарищей по партии, которым бизнесмен Фюрстенберг когда-то помогал: Радека, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Шляпникова. Прежде чем составить опись изъятого, сотрудники НКВД, очевидно, прихватили с собой из квартиры пару сувениров. В рапорте они написали, что никаких ценностей у бывшего банкира изъято не было, кроме двух американских долларов и коллекции старинных револьверов. Дальше было всё как обычно: краткий, но вежливый допрос, затем избиения, слезные мольбы, униженная жертва, валяющаяся в ногах палачей в камере с забрызганными кровью стенами. Палачи были на этот раз более требовательными, чем обычно (партия не хотела привлекать внимания к тем давнишним переводам германских денег), но в конце концов сразу после пятнадцатиминутного судебного заседания Ганецкий, а вскоре его жена и сын были расстреляны27
. Дочь много лет провела в лагерях, думая, что мать и брат живы.Что касается швейцарского социалиста Фрица Платтена, выполнявшего в ленинском поезде роль посредника, то после своей неудачной попытки 1917 года он не раз успешно пересекал советскую границу. Проработав в СССР почти двадцать лет, он был арестован в 1939 году и отправлен в лагерь в Архангельскую область, где и умер в 1942-м28
.