Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Вскоре после написания этого письма Раскольников, который в свое время отказался вернуться в СССР и теперь жил во Франции, умер при неясных обстоятельствах – весьма вероятно, что его отравили. Виновных, однако, не нашли, да не очень-то и искали.

Проблема, однако, заключалась в том, что коммунисты в целом опасались возлагать вину на Сталина. Их идеология учила, что ни один человек не может ставить под сомнение действия коллектива и его лидеров. Будущие жертвы Сталина тоже будут отчаянно цепляться за марксистскую риторику Ленина в попытке оправдать себя: они будут избегать понятия индивидуальной вины, апеллируя к общественным силам и классовой борьбе.

Никто никогда не подвергал сомнению саму идею революции. Скорее, обсуждались разнообразные причины того, почему Россия в том или ином случае не оправдала ожиданий. Как только коммунисты перестали обвинять во всех неудачах крестьян (это все еще оставалось русским национальным видом спорта), они обратились к разрушительному самоанализу. Поскольку история не может ошибаться, значит, как-то ошибались люди, призванные историей на служение. Десятилетиями коммунисты перебирали листки своей потрепанной идеологии, пробуя определить и осудить те или иные свои ошибки. Всё это чем-то напоминало дискуссии в Петросовете в 1917 году: они были абстрактными, велись из самых добрых побуждений, с просвещенных позиций и – ни к чему не приводили. Один старый большевик признавался:

Выросшие в условиях революционной борьбы, мы все воспитали в себе психологию оппозиционеров… мы все – не строители, а критики, разрушители¹⁸.

К концу 1927 года, всего через десять лет после ленинского путча, Сталин стал практически всесилен. В декабре этого года французский коммунист Виктор Серж посетил Радека в его кремлевской квартире, застав опального политика за сборами. Никакого богатства политическая карьера Радеку не принесла – только бумаги и книги, книги.

Надо же быть такими идиотами! – бушевал Радек. – У нас ни гроша, а могли бы оставить себе чудные трофеи! Нас добивает бессребреничество. С нашей пресловутой революционной честностью мы были всего лишь чересчур щепетильными гнилыми интеллигентами¹⁹.

“Гнилые интеллигенты” игру проиграли. Троцкого вскоре вышлют в Среднюю Азию, Зиновьева и Каменева уже исключили из партии, и за ними по пятам ходят агенты сталинской тайной полиции. Радек, закончив паковать свои книги, отправится в ссылку в Тобольск. Даже Крупская, разделявшая взгляды оппозиции на Сталина, была подвергнута постыдным издевательствам.

Внешне, – вспоминал Троцкий, – ей оказывались знаки уважения, вернее полупочета. Но внутри аппарата ее систематически компрометировали, чернили, унижали.

Распускались слухи, что на самом деле Ленин якобы любил только Инессу Арманд, а Крупская была для него непривлекательной и бессмысленной обузой. Сталин будто бы однажды обронил, что может “назначить вдовой Ленина другую”²⁰. Шантаж и скрытые угрозы заставили Крупскую замолчать уже к 1926 году, и все последующие годы (она умерла в 1939-м) эта неустанно деятельная женщина, ветеран социалистического подполья, ни с кем не делилась деталями жизни с Лениным – это было слишком опасно. Ей даже не дали напечатать ее воспоминания, пока из них не было вымарано имя Троцкого.

Зиновьева и Каменева расстреляли в 1936 году. Сын Зиновьева Стефан (мальчиком он в Швейцарии так очаровал Ленина, что тот даже хотел его усыновить) был расстрелян год спустя. Первая жена Зиновьева Ольга Равич (та самая, что так раздражала Ленина своим звонким смехом) была арестована по подозрению в принадлежности к оппозиции и провела двадцать лет в лагерях Заполярья. Защиты не давали ни пол, ни возраст, ни болезнь.

Издевательство над Шляпниковым было особенно изощренным. В 1933 году он написал Сталину в личном письме, что почти оглох и просит дать ему возможность удалиться в свой мир молчания. В следующем году Сталин дал своего рода ответ – арестовал Шляпникова и выслал на Кольский полуостров. Через несколько месяцев Шляпникова, запуганного и униженного, вернули в Москву и освободили – чтобы вскоре вновь арестовать и устроить новый судебный процесс. Всё, что ему приходилось терпеть от царской полиции, было ничто в сравнении с садизмом и произвольностью нынешних репрессий. В сентябре 1937 года по обвинению в участии в так называемом заговоре Зиновьева Шляпников был расстрелян. Вины он не признал²¹.