Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Несмотря на явные идеологические разногласия, немцы оказались основными партнерами Советов в межвоенные десятилетия – не в последнюю очередь потому, что державы-победительницы в Первой мировой сделали все, чтобы превратить и Россию, и Германию в маргиналов Европы. Москва все еще была связана тактическим союзом с Берлином, когда в летнюю ночь 1941 года бомбардировщики люфтваффе в ходе давно запланированной внезапной атаки беспрепятственно проникли в воздушное пространство СССР и уничтожили на аэродромах 1200 боевых самолетов Сталина.

Сэмюел Хор покинул Россию, так и не увидев революции. Поэтому у него не было возможности извлечь личные уроки из ошибок, которые все остальные его коллеги совершали по мере крушения царизма. В том же году Хора командировали в Италию, где он продолжил свою шпионскую работу. Груз войны стал испытанием на прочность для всех континентальных союзников Англии, в том числе и для Италии, боевой дух которой подрывала пацифистская пропаганда левых, черпавших свое вдохновение в опыте Петроградского Совета. Пытаясь нейтрализовать эту пропаганду, Хор за 100 фунтов в месяц нанял одного многообещающего итальянского писаку: тридцатичетырехлетний журналист по имени Бенито Муссолини уже тогда, в 1917 году, обратил на себя внимание страстными текстами и огромной силой убеждения.

Муссолини с Хором пересекутся еще раз годы спустя. Уже в бытность свою министром иностранных дел Великобритании сэр Сэмюел Хор стал архитектором секретного соглашения Хора – Лаваля (1935), скандального (и так и не реализованного) проекта урегулирования Абиссинского кризиса; помимо прочего, проект давал Муссолини право использовать в Абиссинии танки и отравляющие газы⁸.

Для разгромленной Германской империи час окончательной расплаты пробил в 1919 году. Входя в Зеркальную галерею Версальского дворца, немецкие дипломаты могли рассчитывать лишь на немногих старых друзей. Делегацию Германии возглавлял Ульрих фон Брокдорф-Ранцау – бывший посланник в Копенгагене и спонсор Парвуса. Как и у самого Парвуса, самые счастливые и творческие дни посланника были позади. Ленин никогда не отдавал долги своим былым благодетелям, и большинство из них понимало это слишком поздно.

Парвус, получивший наконец немецкое подданство, был возмущен известиями из Версаля. “Если вы уничтожите германский рейх, – предостерегал он победителей из своего нового жилища в пригороде Берлина, – вы сделаете немецкий народ организатором будущей мировой войны”⁹. Толстяк уже давно был убежден, что единственное возможное будущее – для него, для Европы, для человечества – заключается в том, что Германия будет сильной, а Западная Европа – единой. У него не было никаких иллюзий относительно ленинской России; он считал, что Россия приобрела ужасающий облик возродившегося царизма. Вдобавок ко всему Ленин не только не сделал никакой попытки вознаградить Парвуса за помощь, но объявил его предателем и вычеркнул его имя из списка участников драмы, которой Парвус так надеялся дирижировать.

Тем временем швейцарская полиция выписала ордер на арест Парвуса за экономические преступления в период войны¹⁰. Глубоко разочарованный, но по-прежнему в боевом настроении, толстяк употребил часть своего состояния на постройку виллы на островке Шваненвердер в пригороде Берлина. На берегах озера Ванзее тоже есть романтические уголки, но их не сравнить с видами, открывающимися из окон цюрихского “Бор о Лак”. Парвус писал одному из своих молодых друзей:

Это жестоко! Мне необходимо общение, живая жизнь, а я вижу лишь плесень, ил, запустение. <…> Я нуждаюсь в духовном творчестве, в радости новых открытий – я хочу ощущать пульс цивилизации¹¹.

Но этой радости Парвусу больше не пришлось испытать – в 1924 году он умер в возрасте пятидесяти пяти лет. Радек писал в некрологе в “Правде”:

Молодое поколение знает это имя как имя предателя рабочего класса, как имя не только социал-патриота, но человека, объединяющего в своем лице вдохновителя германской социал-демократии и спекулянта ¹².

Слова прежнего друга звучали жестоко, но впереди были вещи и похуже. Сталин сразу включил Парвуса в списки врагов и “бывших”. В СССР социалист-миллионер больше никогда не упоминался, ему не полагалось ни мемориальных досок, ни памятников, ни библиографических ссылок. Как будто предвосхищая это забвение, сам Парвус в последние месяцы жизни уничтожил большую часть своего личного архива. Постепенно растворилось и его богатство – промотано, спрятано, исчезло неизвестно куда, – а с ним и всякие следы его примечательной карьеры.