Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

1 февраля 1944 года.

Весь день писал статью «Волжская военная флотилия» (к первой годовщине Сталинградской победы). Отправил ее в «Правду».

Берлин подвергается сильным бомбежкам: за четыре дня — три налета. Сброшено пять тысяч тонн бомб, огромные пожары. Английская пресса пишет о том, что Берлин будет разрушен дотла (?).

К 6 часам пошел в Кремль…

…От сессии впечатление державной мощи и спокойствия.

Салют: на Ленинградском фронте взят Кингисепп:

С 12 до 2 ночи слушал концерт по радио (оперетту). Без С. К. скучно… Пусто… Послал ей письмо. Она уже, наверно, рисует в Кингисеппе.

2 февраля 1944 года.

Серо, снег…

В 12 дня — в Камерном театре на первом просмотре «Раскинулось море широко». Борюсь с ассоциациями ленинградского спектакля. Московский спектакль более строг, это больше героическая комедия. Стилево сделано чисто, но мне не хватало балтийской прозрачности, воздуха. Слишком монументально. Шокирующих мест нет… Внес ряд корректур в мизансцены, некоторые уточнения и сокращения. Проверил гримы: Марью Астафьевну (жену боцмана) из грязной судомойки превратил в русскую малявинскую красавицу. Финал спектакля еще не сделан. Нет «точки», нет и аромата подлинности ленинградского спектакля.

Получил пачку писем из Ленинграда: от театра — о моей пьесе; от Суворова — привет с острова Сескар; письмо от Всеволода Азарова и т. д.

О. К. Матюшина пишет о том, что в Ленинграде начинают уплотнять квартиры и чтобы я принял меры относительно домика (!). Начинается быт, — героическая битва Ленинграда закончена!

Звонок из Совинформбюро: «Ваше интервью о тридцати месяцах в Ленинграде очень понравилось. Передадим в ряд стран. Просим статью о Балтийском флоте».

Количество звонков и «заказов» катастрофически нарастает каждый день. Приходится оттягивать, отказывать.

3 февраля 1944 года.

В Кремле вчера состоялось вручение почетного меча от Георга VI делегации из Сталинграда.

Заходил военный корреспондент В. Хействер. (Часто видались с ним в блокадную зиму 1942 года. Сейчас он был в танковой армии генерала Рыбалко.)

Из его рассказа:

«На 1-м Украинском фронте возобновились бои… В центре борьбы — танки… Генерал-полковник Рыбалко отличный военачальник, стойкий, умный…

К рождеству Гитлер хотел снова взять Киев: приказы, обещания производств и наград. На армию Рыбалко обрушилось четырнадцать немецких дивизий. Рыбалко решил стоять насмерть — в Фастове. Так и доложил… Дрались крепко, Фастова не сдали».

Зашла Эсфирь Шуб… Сообщила, что уже восемь месяцев по Союзу идет наш фильм «Испания». Я очень люблю эту свою работу…

В сводке. Войска 1-го и 2-го Украинских фронтов соединились в районе Звенигородка, Шпола и тем самым замкнули кольцо вокруг группировки 8-й немецкой армии. Взяты Смела, Шпола, Звенигородка, Канев.

5 февраля 1944 года.

Утром пришел делегат с Волховского фронта — просит статью о древнем Новгороде, Волхове и т. д. Охотно напишу — это моя тема…

В 5 часов — на пленуме в ССП. Встречи: с Маршаком, Бажаном, Инбер, Твардовским, Фединым и т. д. Странное ощущение возврата, невероятной устойчивости быта, людей. Почти те же литературные разговоры, та же толчея… Все это уже где-то когда-то видено, слышано. Вспомнил свои записи в дневнике, свою тоску по московскому миру литературы, искусства. Вечные мои иллюзии…

Доклад Тихонова был несколько растянут…

Взяты Ровно, Луцк и Здолбунов. Большой салют. Эти пункты дают возможность стратегического нависания над всем южным немецким фронтом, который уже расчленяется…

11 вечера. Зашел в Дом актера. Рад встрече с Алексеем Диким. Не видел его семь лет. Он молодец — сохранил себя, свою душу… Дикий сказал мне:

— Плачу я редко. Но слушая тебя по радио осенью 1941-го, мы с Шурой^[167] оба плакали… Ты прощался с жизнью — так я почувствовал тогда. А я не с тобой. Был бы рядом — все вместе вынесли бы…

Много говорил с Михаилом Светловым. Я его люблю… Миша задумал пьесу об окопах, о болотах Северо-Западного фронта — о быте, о простом быте фронта. Это хорошо.

6 февраля 1944 года.

Воскресенье.

…Из Ленинграда приехала Ольга Берггольц. Тепло встретились.

Рассказала некоторые подробности:

«…Была я в Пушкине — мертво, нет даже воробьев. Саперы кричат: «Граждане, вы осторожней, тут кругом тикает — мины». Идет разминирование местности. Под Камеронову галерею немцы всадили три трехтонных мины, но их успели разрядить. Счастливый командир говорит мне: «Вот сохранили здание — для потомства…» А у него из всего батальона осталось шестнадцать человек! Бои были упорные. От Александровского и Екатерининского дворцов торчат лишь обгорелые стены… Дворцы-музеи, куда советские люди входили в войлочных туфлях (народ, казнивший царя, сумел сберечь его дворцы — ценности истории, искусства!), эти музеи фашисты раскрали, загадили. Чем они нам ответят за все?»