Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

О Балтийском флоте. Уже созданы штаты Таллинской, Пал-дисской и Рижской баз. Лужская база уже развернулась. Флот ремонтируется, ждут ранней кампании… Настроение очень бодрое. Неву расчищают специальными бомбами, чтобы подорвать немецкие мины (в среднем течении). Из лесов с партизанами возвращаются многие летчики, считавшиеся погибшими. Идет концентрация сил на Карельском перешейке. Н-ская гвардейская железнодорожная бригада КБФ — там…

…Я живу, и дни смешались, как чернила, которыми я пишу. Пытаюсь поймать время, его облик, его бег, его тайны…

18 февраля 1944 года.

Ясный день… Толпа на улицах мне нравится, — это коренные, упорные, спешащие люди… Манеры, жесты, суть народа меняются: это не былая медлительная масса. Мне нравится напор толпы, ее своеобразие, огромные потоки на метро… Эта толпа не похожа ни на какую другую — европейскую, американскую или азиатскую. Я радуюсь избытку сил, движения, какой-то непроницаемости, несокрушимости всех этих теток, военных, девчонок, рабочих и даже инвалидов. Все сдавлены в вагонах, плотно-густо; реплики, хохот… Взгляды — глаза в глаза. Просто хочется поцеловать вот эту первую встречную расейскую московскую девчонку! За ее румяные щеки, за ее курносый нос, за взгляд с хитрецой… Иногда такое ощущение здоровья, сил, успеха, что хочется сказать: «Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…» Москва дает это ощущение: тут все смешивается, скрещивается, здесь непрестанное движение.

Встреч очень много… Но и в Москве меня мутит (как в свое время в осажденном Ленинграде) от «бытика». Подбегают какие-то люди: «Что вам нужно?..» А мне ничего не нужно. «Выдают американские брюки!» — разговор о них вполголоса или шепотом… Комбинации, отчисления… «Окололитературный» мирок!..

Звонки, приглашения: «Что вы делаете сегодня вечером?» Сплетни, обсуждения — кто с кем, почему, как? Этот треп, этот «мирок» я не люблю — здесь острят над всеми и всем, здесь играют друг с другом и с самим собой. Здесь пускают в ход самые интимные признания и подробности: «Только вам, но вы — никому!» Тошно…

В 5 часов дня — у А. А. Игнатьева. Conversation^[171] с Натальей Владимировной^[172]. Предобеденное время…

— Мой дорогой, я так рада. Алеша сейчас будет. Мы, знаете, бываем на обедах… (Все для этих союзников.) Иногда там надо и поговорить. А. Толстой — он душка — кряхтит, рычит и на английского посла не обращает внимания… «Они» будут устраивать вторжение во Францию, но Алеша считает, что нужно в Голландию и на Гамбург, это удобнее… Моему Игнатьеву дают мало работы, мало заданий. Надо уметь снять все, все сливки с каждого, — у нас этого еще не умеют, уверяю вас. Сейчас, когда чувствуешь себя в расцвете ума, сил, — можно много сделать. Я недовольна, так вам и скажу….

Затем с опозданием явился А. А. Игнатьев. Идем к столу, — обед русско-французский… И все та же рязанская домработница Маруся — в наколке и в фартучке «по-французски»…

В 7 часов поехали на спектакль. Усадил их^[173] в партер… В антрактах за столом Таирова — обмен впечатлениями…

Обряд был выполнен. Я еще раз (после третьего акта) показал публике свои помятые брюки и сделал улыбку — keep smiling^[174]…

19 февраля 1944 года.

С утра немного читал…

Я жалею, что упускаю многое для дневника. Не успеваешь все записать, запомнить…

Мысли унеслись в будущее… Безусловно, научные открытия последних лет крупны, и мы увидим смелейшие опыты и эксперименты.

В кинохронике на складе лежат 580 тысяч метров отснятой пленки об Отечественной войне. Я дал совет все паспортизировать, — дать образно-стилевую и тематическую опись, — во имя создания будущих больших фильмов. Например: фильм «XX век». Я бы с огромной охотой взялся за такой сценарий. От первых хроникальных съемок Патэ, Гомона и Ханжонкова — до современности… Попытаться раскрыть генезис эпохи; стремительный общий прогресс; войны, революции. В центре: рождение новой цивилизации — СССР. Это мог бы быть фильм исключительный.

В 7 вечера — в филиале МХАТа. Смотрел «Глубокую разведку» А. Крона. Пьеса в чтении мне меньше нравилась. Спектакль раскрыл для меня некоторые новые ее стороны. Крон вызревает как драматург. Есть несколько сцен подлинной правды, сложности, нервного трепета (третий акт)…

После спектакля пошел к старому другу — П. Попову. Дом нашел «на ощупь» — номера не помню. Приятно после театрально-холостяцких вечеров побыть в домашней флотской среде. Перебрали все прожитые двадцать шесть лет… Опять поток старых ощущений, — с некоторым удивлением и умилением смотрим на молодость свою. У меня нарастающее ощущение духовного и физического подъема. Это прекрасно… Москва дала мне так много. Постараюсь сделать больше, чем до сих пор…

20 февраля 1944 года.

Так называемый отдых. Думаю о завтрашней беседе о Ленинграде с труппой Камерного театра. Надо дать им и гражданское, и человеческое, и военное представление о Ленинграде — обязательно в сочетании. Наша оборона — синтез.