Я попросил членов комитета собраться на экстренное заседание в первую субботу нового 1970 года. Стояла январская стужа – говорить надо было в помещении, но максимально надежном. Решил попросить ключи у отца. Я с ним не жил уже около десяти лет, сам он политикой никогда не занимался и навряд ли был на учете в КГБ. Кроме того, отец недавно поменял комнату, и телефон стоял в коридоре.
Предварительно я поговорил с остальными членами комитета. Разговаривал на улице, взяв с каждого обещание ни с кем не обсуждать этот вопрос без моего согласия. Естественно, что каждый из них был поражен не меньше, чем я в свое время. Владик воспринял идею осторожно-положительно, Давид – осторожно-выжидательно и только представитель молодежной группы Толя Гольдфельд сразу поддержал меня. Оказывается, еще в студенческие времена Толя вместе с кишиневскими ребятами обсуждали план захвата самолета, но тогда все это было на теоретическо-фантастическом уровне.
– Я не знаю, пойду ли на это сам, а кишиневские ребята пойдут, – закруглил Толя разговор. Я вынул блокнот и записал адрес Саши Гальперина из Кишинева в понятной мне форме.
И вот Комитет в сборе. Слева от меня за столом Давид, дальше Соломон, Толя, Владик Могилевер справа от меня. Для чего я собрал Комитет? По действующему уставу организации, Комитет – координационно-совещательный орган всех групп, входящих в организацию. Только процедурные вопросы Комитет решает простым большинством. Принципиальные вопросы решаются как в Лиге арабских стран. Решение обязательно только для группы, которая за него голосует. Для всей организации обязательно решение, принятое единогласно. Значит, если за мной пойдет моя группа, я могу действовать и самостоятельно. Тем не менее я собрал Комитет.
Дело в том, что слишком все было серьезно и ответственно. И хотя я сам уже был полностью «за», но прежде чем сказать Марку «да», мне хотелось услышать мнение товарищей по Комитету. Каждый из них мог за несколько дней, прошедших после нашего разговора, все обдумать.
Вновь вкратце излагаю суть дела. Вновь повторяю то, что уже говорил каждому из них в отдельности – бегство в Швецию на захваченном лайнере с риском для жизни нескольких десятков евреев, включая стариков, женщин и детей, и с последующей пресс-конференцией, стронет, наконец, с мертвой точки алию советских евреев. Возникнет решающее давление Запада на Советский Союз, и именно в тот момент, когда СССР серьезно заинтересован в западных кредитах и технологии. Предлагаю проголосовать. Вопрос ставлю так: «Имеем ли мы право для достижения нашей справедливой и законной цели использовать такой метод, как захват самолета?». Короче говоря, приемлема ли для нас операция с морально-этической точки зрения.
Меня спрашивают о вероятности успеха. Отвечаю словами Марка, ибо сам уже задавал ему этот вопрос: 80-90 процентов, если КГБ не узнает заранее…
Ну, а если остальные 10-20 процентов??? Ну, а если узнает КГБ??? Я знаю, что сказать – ответ вызрел у меня за все эти нелегкие дни и ночи.
– Для нас не имеет решающего значения, удастся перелет или нет. Его участники пойдут на риск не ради себя лично или, по крайней мере, не только ради себя. Наша главная цель: осуществить первый и главный пункт программы организации. Мы должны добиться свободы выезда для всех евреев СССР, желающих этого. Бегство нескольких десятков людей для нас не решение их личных судеб, а способ решения национальной проблемы в СССР, наш членский взнос в борьбу Израиля. Я не думаю, что советские части ПВО собьют самолет, поскольку они не будут знать, кто его пассажиры. В случае успеха, наиболее вероятный вариант – арест шведскими властями организаторов и разрешение остальным следовать в Израиль. Просидим несколько лет в шведских тюрьмах, потом уедем Домой. Мечта в крапинку! Если арестуют в СССР, дело хуже, и не только для участников операции. Возможен разгром организации и даже всего движения, закрытие ульпанов и тэ дэ и тэ пэ. Операция может стать лебединой песней организации. Но мы создали организацию для осуществления определенных целей, а не для самовыживания. И мы должны спеть нашу лебединую песню.
Давид стал задавать технические вопросы по действиям группы захвата на борту самолета. По вопросам я сразу же понял, что Давид склоняется к «нет», ему нужен был лишь повод, и он почему-то искал его в технической стороне подготовки. Но я уже привык к тому, что у меня и Давида Черноглаза, как правило, всегда было два мнения на двоих. Главное, Давид не возражает против акции по существу – о ее этической приемлемости он не говорит ни слова.
Я напоминаю о вопросе, как он сформулирован для голосования. Технические подробности еще предстоит уяснить, если мы решим, что в моральном плане операция для нас приемлема.