Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой

Конференция, которая шла к благополучному завершению, приняла от такого удара совсем другое направление. Многие из участников, с которыми я предварительно разговаривал, были связаны словом не говорить нигде об операции без моего согласия. Они молчали. А заволновались те, кто не знал ничего. И их можно было понять. Достаточно вечного напряжения членства в нелегальной организации, а тут кто-то из членов Комитета затевает авантюру, которая грозит верным разгромом. Пока не поздно, парня надо схватить за руки.

Бен Товбин закипел первым:

– Если Бутман не прекратит, я иду в КГБ…

Все мы давно знали Бена и понимали, что его угроза стоит недорого, однако обстановку тревоги на конференции она сгустила.

И в это время прибежала Ева. Она так запыхалась, что долго не могла начать говорить.

– Как ты узнала адрес? Кто остался с Лилешкой? Что вообще случилось?

– Звонил Соломон, он дал мне адрес. Он сказал, что, кажется, отравился консервами. Он просил вас быть осторожными, иначе вы можете отравиться тоже. Понимаешь?

– Понимаю. Подожди меня на кухне вместе с Владиком Кноповым. Скоро пойдем домой вместе.

Я ставлю в известность ребят: за Соломоном, который ушел домой раньше остальных (дома трехнедельный сын, жена в больнице), – по-видимому была слежка. Может быть, показалось, но очень похоже, что да. Иначе он бы не стал поднимать Еву. Что будем делать? Я думаю, что сейчас уже поздно что-либо менять, в обоих случаях есть смысл продолжать работу и закончить конференцию нормально.

Решили: работу продолжить, ликвидировать все компрометирующие бумаги. По окончании выходить по одному, по два и идти в разные стороны: при слежке пойдут только за первыми. Еще раз уговорились: справляли день рождения сына Соломона. Если будут допросы – не отвечать.

Мне предоставили слово.

– Да, действительно, мы готовили операцию, цель которой стронуть дело алии с мертвой точки. То, что у нас записано в программе. Говорить что-либо об операции здесь я не буду. Текущая работа и планирование операций – дело Комитета, а не конференции. В свое время операция обсуждалась на Комитете и против нее в принципе не было возражений. Это верно, что тогда Комитет дал согласие только на проведение предварительной работы по выяснению технической возможности проведения операции и по ее подготовке. Но Комитет до сегодняшнего дня только координировал деятельность групп и его решения обязательной силы не имели. Если с сегодняшнего дня действует новый устав и с нас категорически потребуют отказаться от проведения операции, то я и мои сторонники выйдем из организации и доведем дело до конца.

– Правильно! Выйдем, и все, – поддержал Миша Коренблит.

Повеяло опасностью раскола организации. Этого не хотел никто. Выступили Лев Львович и Лассаль: прения закончить, «нулевой вопрос», который был внесен на конференцию без предварительного обсуждения, вернуть назад в Комитет. На этом и порешили.

Мы с Евой и с Мишей уходили последними, после того, как привели квартиру в относительный порядок. Все было спокойно. Как будто бы. Правда, мне показалось, что конференция слегка погнула Мишу Коренблита. Да, сегодня была нешуточная трепка нервов. Но большинство молчало. Что бы сказали Гриша Вертлиб, Лассаль Каминский, Лев Львович, Гилель Шур, если бы не были связаны обещанием молчать? Когда они впервые услышали от меня о «Свадьбе», все загорелись надеждой на счастливый исход. Лишь практичный Лассаль сказал: «Собьют». Об опасности для организации не говорил никто. Это подразумевалось само собой. Если пойдут эшелоны, они оправдают наши жертвы.

Надо идти прежним курсом навстречу судьбе и 2 мая. Будущее покажет, кто прав.

И все так же, не проще,
Век наш пробует нас
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь,
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?!

А.Галич

17

УЙМИТЕСЬ, СОМНЕНЬЯ…

События следующей недели были утрамбованы, как пассажиры утреннего автобуса.

Из Кишинева прилетел Арон Волошин. Он привез мне 120 рублей: на три авиабилета до Мурманска и, если понадобится, обратно. Крепко скроенный, ладно сшитый Арон дышал уверенностью в нашей правоте. Мы долго бродили по улицам, прикидывали варианты наших действий на борту самолета. Расставаясь, крепко пожали друг другу руки. У Арона крепкие руки спортсмена, в группе захвата они будут при деле.