Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

Скрипят, скрипят по Невскому полозья,

На детских санках, узеньких, смешных,
В кастрюлях воду голубую возят,
Дрова и скарб, умерших и больных…

Ольга Берггольц

«В 12 часов ночи по радио вдруг услышал бой Кремлевских часов, забилось сердце от волнения. Весь мир слушает Красную площадь. И бойцы на фронте, где есть радио, слушают Москву. Незабываемая минута! Время 0.00 часов. Начался 1942-й год»[551], – записал в своем дневнике педантичный историк Г. А. Князев. Другой блокадный летописец – бухгалтер Н. П. Горшков – зафиксировал в своей записи за 1-е января 1942 г.: «Мороз -25°. Весь день ясная, тихая, морозная погода. Сегодня сравнительно тихо. Дальние выстрелы очень редки. Всеобщий выходной день, на улицах много народа. Пешеходы покрыты инеем. Кино работают, посетителей много»[552]. У прочитавшего эти записи спустя многие годы человека может невольно возникнуть вопрос: неужели так покорно и безмятежно встретили Новый, 1942 год все ленинградцы? Конечно, нет. Все зависело от морального и физического состояния блокадников, большинство которых уже смотрело голодной смерти в глаза. «Уже месяц как мы не работаем. Нет тока. Не ходит трамвай. Нет топлива. Нет света, – подводил 1 января 1942 г. неутешительные итоги главный инженер «Судомеха» В.Ф.Чекризов. – На улице люди падают, и их не поднимают, потому что проходящие также слабы… Народ дошел до предела истощения. Везут по улицам саночки не только с гробами, но и в ящиках, а иногда без всякого ящика, так только покрыты чем-нибудь»[553].

На этом мрачном и безрадостном фоне неожиданный подарок получили ленинградские школьники, воспитанники детских домов и детских садов: по решению Исполкома Ленгорсовета с 1 по 10 января в городе были организованы детские новогодние елки для 50 тыс. маленьких горожан. Самое удивительное было то, что елки на праздниках были настоящие: тысячу елок заранее завезли из прифронтового леса. Как вспоминала С. В. Магаева, «на всю жизнь запомнилась елка сорок второго года. С тех пор не было ни одной встречи Нового года, чтобы я не вспоминала блокадную елку в средней школе № 28 на Шестой линии Васильевского острова. В зале стояла высокая нарядная елка. Рядом с ней был накрыт праздничный стол с блюдечками восхитительной пшенной каши. Мы, молча, сидели или лежали у елки, поглаживали колючие веточки, вдыхали смолистый аромат и., улыбались, впервые за блокадную зиму. Дед Мороз, Дмитрий Иванович (учитель математики), доставал из-под елки красивые пакетики, и Снегурочка, Елизавета Михайловна Зеленская (учительница русского языка), вручала нам неожиданные волнующие подарки. В пакетиках были щедрые по тем временам угощения: солнечный мандарин, кусочек хлеба и плиточка глюкозы с выпуклой звездочкой посередине»[554].

Однако кроме этого действительно радостного события для детей Новый год ничего не принес: он не только не облегчил страданий населения осажденного Ленинграда, но даже их усилил. Надежды руководства обороной города на то, что блокада будет вот-вот прорвана и продовольственная проблема решится кардинально, оказались призрачными. В результате хлебные ресурсы Ленинграда на 1 января 1942 г. составляли 980 т муки, 2,9 т ячменя, 81,5 т сои-бобов, 11 т солода, 427,7 т жмыха, 1,1 т отрубей[555]. Даже по минимальным нормам, это не обеспечивало и двух дней потребности города. Хлебозаводы получали муку буквально с колес, и перебой в ее доставке грозил полным прекращением выдачи хлеба населению. Чтобы создать хотя бы минимальный запас муки, ленинградскому руководству пришлось фактически больше, чем на две недели прекратить подвоз по Ладоге других продуктов питания. Как отмечалось в январском спецсообщении УНКВД по Ленинграду и области, «в первой половине января, кроме муки, никакие продукты в Ленинград не поступали. Завоз в город продовольствия начался с 16 января в размерах, не обеспечивающих полного отоваривания продовольственных карточек населения»[556]. В этом секретном документе, разосланном не только ленинградским руководителям (Жданову, Хозину и Кузнецову), но и в Москву – Берии и Меркулову, фактически признавалось, что в первые две недели 1942 г. ленинградцы кроме суррогатного хлеба ничего не получали. «Прошедший январь был самый тяжелый месяц, – свидетельствовал В. Ф. Чекризов. – Кроме хлеба и обедов, по карточкам получили только спички, мыло и соль. Больше ничего нет»[557]. Инженер 7-й ГЭС И. Д. Зеленская записала 9 января 1942 г. в своем дневнике: «Голод, самый настоящий, убийственный голод навалился на Ленинград… В магазинах совершенно пусто. Торгуют только булочные, и для очень многих эти 200 гр. хлеба и вода – единственное питание»[558].