Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

Маяковский вот…
Поищем ярче лица, —
недостаточно поэт красив. —
Крикну я вот с этой,
с нынешней страницы:
– Не листай страницы!
Воскреси!

– Мы включим в книгу «Говорит Ленинград» и передачи с его стихами, – с увлечением сказал Бабушкин, оживляясь, широко открывая глаза и вновь молодея. – Ведь они совершенно особо звучат в наших условиях!… Конечно же, и его стихами говорит Ленинград.

В ту ночь мы набрасывали план книги, в которой должны были быть и стихи, и рассказы, и очерки, и сатира, и документы, и целые программы, передававшиеся по радио, и, главное, – выступления самих ленинградцев: солдат и матросов, рабочих и ученых, артистов и писателей.

Все это мы предполагали расположить хронологически, начиная с первых дней войны и кончая прорывом блокады, которая, как нам казалось в ту восторженную ночь, должны быть прорвана очень скоро. А прорыв блокады тогда почему-то сливался в нашем воображении с понятием полной победы. Но до прорыва блокады было еще больше года, до ее ликвидации – больше двух, а до победы – более трех лет… Но, веря в близкую Победу, не предугадывая того невероятного, бедственного, что нам придется вынести, мы не были тогда ни слепы, ни наивны, ни легкомысленны; повторяю, оглянувшись в ту ночь на краткий, столь трагичный и все же по духу своему победоносный, мужественный путь нашего города, мы просто всей душой ощутили общенародную, а значит, и нашу, ленинградскую непобедимость. Вечная слава, вечное уважение мгновениям, подобным той ночи!

Берггольц Ольга. Дневные звезды. Говорит Ленинград. М., 1990. С. 184–186.

Глава восьмая А. А. Кузнецов: «… Мы тем самым сохранили и город…» (февраль 1942 г.)

Но тот, кто не жил с нами, – не поверит,

Что в сотни раз почетней и трудней
В блокаде, в окруженье палачей
Не превратиться в оборотня, в зверя…

Ольга Берггольц. Февральский дневник. 1942

Противоборство Жизни и Смерти в блокированном Ленинграде, достигшее в январе 1942 г. своего апогея, вступило в феврале 1942 г. в свою новую фазу, когда чаша весов стала медленно склоняться в пользу Жизни. Конечно, заметно это станет не всем и не сразу, а в первую очередь тем ленинградцам, которые, несмотря на все ужасы блокадной зимы, не утратили веру в Жизнь. О. Ф. Берггольц, проделавшая в начале февраля 1942 г. изнурительный путь пешком за Невскую заставу, чтобы навестить работавшего там врачом фабричной амбулатории отца, была потрясена сделанным им в ту ночь признанием. Этот скромный человек, который «выдержал 5 месяцев дикой блокады, лечил людей и пекся о них неустанно – организовал лазарет для дистрофиков», неожиданно тогда сказал: «А у меня, понимаешь ли, какая-то такая жажда жизни появилась, – сам удивляюсь. Вот я уже думаю, как мой садик распланировать – весной. Деревянный-то забор мы уже сожгли, но я тут моток колючей проволоки присмотрел – обнесу колючей проволокой… Понимаешь ли, мне семена охота покупать, – цветы сажать, розы. Покупать вообще хочется. Я вот пуговиц накупил зачем-то, пряжек, обои хочу купить, комнату оклеить. Страшная какая-то жажда жизни появилась, черт ее возьми…»[707].

На возрождение жизни в полуживом городе были направлены предпринятые ленинградским руководством в феврале 1942 г. важные меры. Символично, что одним из первых февральских постановлений Военного Совета Ленинградского фронта стало его постановление «О нормах продовольственного снабжения на февраль для детских учреждений» от 7 февраля 1942 г.[708] Этим постановлением были значительно повышены нормы продовольственного снабжения на одного ребенка в детских учреждениях – домах малюток и интернатных группах детских яслей; дошкольных детских домах и интернатных группах детских садов; школьных детских домах. Дифференцированные нормы снабжения разных категорий детских учреждений были конкретно расписаны по 12 видам (!) продовольственных товаров, а городской отдел торговли обязывался этим постановлением «обеспечить полное отоваривание установленных норм продовольственного снабжения детских учреждений»[709].