Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

Ученый-востоковед А. Н. Болдырев, еще недавно считавший, что «февраль – это месяц, в котором будет разыгран последний тур осадной игры в нашу жизнь»[710], воспрянул с февральской хлебной прибавкой. «Сегодня с утра грянула прибавка хлебная: 500 гр., 400 и 300, – записал он в своем дневнике. – Первое чувство – “Выживем теперь!”»[711]. Происходившие улучшения в выдаче продуктов населению А. Н. Болдырев назовет «началом Эры Нового питания или началом Эры Жизни»[712]. Обращая внимание на уникальный для блокадной практики факт – обеспечение магазинов продуктами для всех прикрепленных к ним ленинградцев по новым, повышенным нормам, он подчеркивал, что «самое важное в этом – прекращение безумных, отнявших многим жизни, очередей»[713].

Измученные частым отсутствием объявленных к выдаче продуктов питания в магазинах и длительным выстаиванием в очередях, многие ленинградцы связали улучшение организации продовольственного снабжения с устранением от руководства председателя Исполкома Ленгорсовета П. С. Попкова. В спецсообщении УНКВД по Ленинграду и области от 12 февраля 1942 г. отмечалось, что «за последние три дня среди населения Ленинграда широко распространились слухи о снятии с работы председателя Исполкома Ленгорсовета депутатов трудящихся тов. Попкова и предании его суду за вредительскую деятельность»[714]. Хотя психологически понятно стремление ленинградцев найти виновных в их бедах и в первую очередь в лице Попкова, реальное улучшение организации продовольственного снабжения блокадного Ленинграда объяснялось, конечно, значительным увеличением доставки продовольствия по Дороге Жизни в связи с постепенным введением в строй железнодорожной ветки Войбокало – Ладожское озеро. 5 февраля 1942 г. была закончена укладка главного пути на перегоне Войбокало – Лаврово длиной 34 км, и вечером того же дня на ст. Лаврово прибыл первый поезд с продовольствием для Ленинграда весом 1200 т[715]. Специальным решением Совнаркома СССР на февраль 1942 г. было запланировано доставить в Ленинград 30396 т муки, 9707 т крупы, 5588 т мяса, 2948 т жиров, 2462 т сахара и др. В действительности в феврале 1942 г. Ленинград получил 67 000 т продовольствия[716].

Конечно, победить смертность еще одной, третьей по счету, прибавкой хлеба и других продуктов питания сразу было невозможно. Более того, именно на февраль 1942 г. приходится, по данным УНКВД по Ленинграду, самая высокая смертность населения за время блокады – свыше 108 тыс. человек[717]. Но если в первой декаде февраля умерло 37296 человек, в том числе 1060 человек скоропостижно скончались на улицах города, то в третьей декаде – 23 867 человек, в том числе 366 человек на улицах города[718]. «Опять воскресли после мучительной аварийной ночи, работает турбина, все время есть свет, тепло до жары, вода. Все помылись, живые пришли в себя, а умирающие продолжают гибнуть, – записала 6 февраля 1942 г. в дневнике начальник планового отдела 7-й ГЭС И. Д. Зеленская. – Медицинская картина этих смертей, более страшных и опустошительных, чем холера, для меня непостижима»[719]. Медицинским работникам к этому времени стало очевидно, что характерное для первых месяцев блокады истощение на почве недостаточного питания теперь стало болезнью – «алиментарной дистрофией». И болезнь эта прогрессировала столь быстро, что о последовательных фазах ее внешнего протекания могли судить даже далекие от медицины люди. Историк М. Б. Рабинович в феврале 1942 г. с горечью констатировал: «… Дистрофия – вот самое тяжкое слово, – она уносит людей, как ветер пыль..»[720].