– Добрый день, Георгий Константинович. – От всего услышанного и увиденного настроение политрука увядало прямо на глазах. Было видно, что комфронта меня знает, и отношения у нас если и не дружеские, то очень хорошие. – Да вот прибыл, как вам и обещал, со своим батальоном на станцию выгрузки, и только разгрузил первый эшелон с танками, как тут появился этот кадр. Стал орать, требуя немедленно выдвигаться в направлении укрепрайона: там, видите ли, немцы прорвались. Я товарищу старшему политруку спокойно объясняю, что не могу прямо сейчас выдвигаться, так как жду вторую часть своего батальона со всеми средствами поддержки, пехотным десантом и запасами топлива и боеприпасов. Но он ничего и слышать не хотел. После моего отказа закричал, что расстреляет меня за неисполнение приказа прямо на месте и попробовал достать табельное оружие. Вот и пришлось приставить к его пустой голове свой пистолет.
– Да, Олег, вот не можешь ты жить без приключений: то бандитов в Москве из автомата расстреливаешь, то политработникам оружием угрожаешь.
Я с удивлением посмотрел на Жукова: откуда он знает про тот случай с ограблением? А он, видимо, поняв это по моему лицу, с усмешкой сказал:
– Ты что, думаешь, расстрел преступников из автоматического оружия в Москве посредине белого дня пройдет мимо внимания начальства? Потом товарищ Берия просил Бориса Михайловича Шапошникова, чтобы он не распускал своих головорезов.
– Георгий Константинович, а что мне было делать, если прямо на моих глазах бандиты убивают мирных граждан и ведут перестрелку с милицией? У меня в руках оружие и я в форме. Просто смотреть на это безобразие и дать преступникам скрыться?
– Ладно, это дела прошлые. Что еще можешь сказать в свое оправдание? Почему ты не выполнил приказ старшего политрука?
– А что тут говорить? Во-первых, я этого политрука в первый раз в жизни увидел и не знал, кто он такой и что тут делает. Мне он не начальник. Во-вторых, он посылает нас куда-то на деревню к дедушке в сторону укрепрайона без каких-либо подробностей. Противника мы встретили только через целых семьдесят километров и километрах в двадцати позади нашего укрепрайона. То есть они еще были, можно сказать, у черта на куличиках, однако ваш политработник повел себя как явный паникер. Ну и в-третьих, он даже не дает нам дождаться второй части батальона.
А что будет, если новейшие тяжелые танки, да еще носящие имя товарища Сталина, попадут к противнику только потому, что встанут посреди полей без топлива и боеприпасов, так как какой-то политработник из-за паникерства или желания выслужиться отправил их в бой, не дав им дождаться машин с запасами топлива и боеприпасами и пехотным прикрытием?
При последних словах сразу же насторожился Хрущев, которого по всем канонам прочитанных мной книг о попаданцах следовало немедленно мочить в ближайшем сортире. Ведь это был камень в его огород, и главное, я оказывался кругом прав. Судя по всему, он потом выскажет политруку все, что о нем думает. И думаю, недолго осталось этому павлину служить в штабе, ждет его дорога долгая, только не в казенный дом, а на передовую.
– Понятно. А как новые танки себя показали в бою? – спросил Жуков.
– Великолепно, Георгий Константинович, немцев прямо на куски разрывало. Но вы и сами можете посмотреть.
Все недоуменно на меня уставились.
– Я там двух кинооператоров с собой на испытания взял, вот они все и засняли. Сами они в расположении батальона остались, а отснятые ими пленки я с собой забрал. Они в багажнике моей машины лежат.
– Ну вот что, – распорядился Жуков. – Оружие товарищу военинженеру вернуть, пленку немедленно проявить и принести вместе с киноаппаратом к нам в штаб.
Спустя час в большой комнате установили привезенный кинопроектор и принесли проявленные кинопленки. На просмотр собралось все начальство, не только военное, но и политическое, в комнату набилось с полсотни человек. Задернули шторы на окнах для соблюдения светомаскировки и, включив проектор, начали просмотр.
Все с интересом следили за разворачивающимся на экране боем. Просмотрели одну пленку, затем вторую, третью и четвертую. Прошло почти два часа, но интерес не угасал. Наконец пленки закончились, включили свет, и началось обсуждение увиденного. Хрущев с ходу заявил, что, во-первых, эти пленки необходимо как можно быстрей доставить товарищу Сталину, а во-вторых, необходимо показать эти кадры народу, чтобы все видели, как наша армия бьет противника.
На следующий день я, попрощавшись с Жуковым и Хрущевым (а попробуй с ними не попрощайся), уехал в Ленинград. Пленки со спецкурьером отправили в Москву к Сталину, а батальон так и остался у Жукова. Он быстро оценил его мощь, по одному только просмотру кинохроники, вот и вывел его в свой непосредственный резерв, для экстренных случаев.
Глава 20