Ленинский тупик

- Из шума вашего, мужики, я заключаю, что Шуре мы шестой разряд дадим. Теперь ты, Лександр, каменщик первой руки. - Он отлил водку из своей банки в соседнюю. - Возьми баночку!.. Что? Это когда ты на твоей трещотке мотоцикловой - ни-ни.—. А по такому случаю ничего… - И. взъерошил своей разлапистой” как клешня, рукой нерасчесанный, цвета соломы вихор парня. - С радостью тебя, Лександр!

Гуща щумел: - НабалОвушков плодите!

Остальные молчали. Силантий не без царя в голове, коли он так дело повернул, по Тихону, - значит, иначе нельзя.

Александр выскочил из подвала, на ходу надевая ватник, пробежал мимо тетки Ульяны и Нюры, которые терпеливо ждали выхода мужчин из подвала, прячась от ветра за штабелями кирпича.

Темнело. Воздух был холоден и чист. Но уж не по-зимнему. Потянуло горьковатым запахом сырой древесины, смолой от теса, сваленного возле корпуса.

Неподалеку шли подсобницы из бригады Силантия, визгливые, горластые. Влажный весенний ветер далеко разносил их голоса.

- Поздравьте Шурку-набаловушка! - крикнул им Гуща, не в силах сдержать переполнявшую его ярость. - С шестым…

Девчата кинулись к Александру. Одна спросила на бегу:

- Правда, Сашок?

Вперед выскочила широколицая, грудастая Тонька, лет двадцати двух, разведенка, которую на стройке окрестили “смерть кудрявым” или “шамаханской царевной” за ее невиданно пестрые платья, поверх которых надевалась старенькая, в клочьях ваты, стеганка. Из-под платьев неизменно виднелись ватные, а летом - спортивные, из сатина штаны. Не дожидаясь ответа Александра, она осторожно, чтоб не запачкать, обняла парня, отставив в сторону черные, в саже и асфальте, ладони. Впилась влажными губами в его губы.

- Раз, два, три…—считала одна из девчат, хохоча и взмахивая рукой, как судья возле поверженного наземь боксера.

Болезненно вскрикнул тоненький женский голосок. Так кричат здесь, лишь когда случается на стройке несчастье. Все оглянулись на крик. Кто-то бросился к корпусу.

- Что там, тетка Ульяна? - быстро спросили несколько человек у подходившей Ульяны.

- Ничего… - Ульяна отыскала взглядом того, кто ей был нужен. - Лександр! - окликнула она строго.

- Что?

- Жена приехала.

- Чья?

- Твоя. Из деревни!

Александр отмахнулся: такого не могло быть. Ульяна скрестила руки на груди, ее гулкий альт разнесся наверное, по всей стройке: - Слышь! С дитем приехала! - И, на всякий случай, не дав ему опомниться, продолжила: - Ославил стройку! Всех нас ославил! Дура, если простит тебя, шалопута.

Растерянный, недоумевающий Александр двинул за Ульяной туда, где виднелся белый силикатный кирпич, сгруженный навалом, наполовину битый, и сырой тес, пахнущий смолисто и горьковато.

Больше ничего там не было

И никого.

4.

В подвал Ульяны Александр вбежал, высекая металлическими подковками искры. У двери остановился. Хотел постучать - рука не поднялась. Хотел спросить, можно ли войти, - не сумел и слова из себя выдавить. “Не писал, дурень! Дурень!” Так и стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока запыхавшаяся Ульяна не распахнула двери ударом ладони.

Нюры в комнате не было. Александр вытер рукой ватника лоб.

Возле высокой кровати Ульяны виднелась прикрытая марлей качка из светлых прутьев. Александр на цыпочках приблизился, обтерев руки о ватные штаны, двумя пальцами приподнял край марли.

“Скулы - в мать. Чингисханские… Нос?…

- Уши гляди! - гудела за спиной тетка Ульяна.- ровно бельевыми защепками вниз оттянуло.

Кровь бросилась Александру в лицо. Он пригнулся к сынку, но Ульяна оттащила его за рукав:

- Не дыши табачищем!

Александр спросил в какой уж раз, скороговоркой, захлебываясь словами:

- Что ж она не писала? Я ведь и ведать не ведал….

- Ври больше, - грубо перебила его Ульяна, хотя еще по дороге уверилась в том, что Александр действительно ничего не знал. - Не ведал!.. Как обнимать-целовать ведал?!

Медленно - петли скрипнули - открылась дверь. Вошла Нюра, держа в опущенной руке смятую зеленую шляпку. Остановилась у порога. На всем лице Нюры, казалось, остались только глаза. Дегтярные. Без блеска. Словно бы невидящие.

- - Уходи отсюда, - выдавила она из себя глухим голосом. - Ну!

- - Ты что, дура? - удивился он.

То же самое повторилось и на другой день. И на следующий. Александр заговаривал с Нюрой в коридоре общежития, на стройке. Она либо проходила не глядя, либо, когда он пытался схватить ее за рукав, отвечала презрительно, неизменно одно и то же: -Ты нас своими нечистыми руками не касайся!

Как-то Александр увидел ее у входа в ясли. На другой день он отпросился у прораба, накупил резиновых кукол, слонов, плюшевого мишку и поехал в ясли. Игрушки у Александра отобрали в дверях. “И бог с ними!”. Он поднялся вслед за дежурной сестрой на верхний этаж, где орали грудные; взволнованно вдыхал кисловатый молочный запах.

Дежурную сестру кто-то окликнул, она бросила Александру:

- Я сейчас, идите! Вторая комната направо.

Во второй комнате направо сухонькая старушка в белой косынке обмывала водой из графина соски. Увидев мужчину в коротком, выше колен, белом халате, она выпрямилась и сказала добродушно: