Ленты Мёбиуса

…Не знаю сколько времени грели, не засекал, да и не до того было – вдвоём едва справлялись, от огня и от работы разгорячились, вспотели. Шапкой лицо утёр, гляжу сквозь тёплое дыхание углей, а лодка так вся и заходила, заиграла – только шевельни – борта дрожат. Сняли мы её с костра, давай чащинки вставлять – это стволики молодых ёлочек. Согнём их луком и вставим в лодку, чтобы концами в оба борта упирались. Чащинки эти разогнуться мечтают и своей малой силой борта потихоньку разводят. Чащинки вставим – и сразу на огонь. Погреем, погреем – ещё несколько чащинок вставим. И опять на огонь. Вскоре она и развелась до нужной ширины. Мягкая оказалась, хоть на обратную сторону выворачивай. Немного мы чащинок вставили, малым числом обошлись, а бывает к сотне подходит – и всё никак. Теперь уже набрался опыта, знаю, что сначала лодку надо хорошо разогреть, чтоб она зашевелилась, заиграла, живой стала. А будешь раньше времени чащинки вставлять – расколешь – из одной две сделаешь, только ни в которой не поплывёшь. …Сняли мы лодку с огня и поставили на ровном месте на жердинки, чтоб холодной земли не касалась; в трёх местах между бортами планочки прибили – это чтоб борта обратно не сошлись. Через несколько дней, как она от жара отдышалась, к своей новой форме чуток привыкла, увезли мы лодку на лошади в дерев…

– Лодка раньше кормилицей была? – перебил Алёша.

Александр, который, рассказывая, сам, наверно, того не замечая, выкурил несколько сигарет подряд, достал ещё одну.

– Ну а как же! Отец говорил: «В большую воду через реку перевезёшь – яичко дадут». Да как не кормилицей? Всё мастерство у отца с лодок пошло, весь заработок. Заметил уже столбы резные, которые крышу веранды держат, – его работа. Кресло-качалку тоже он ладил; и вот, диван этот деревянный! – Александр хлопнул ладонью по лавке, на которой сидел. Сбросил тапки и сунул ноги в галоши. – А пойдём-ка! Пойдём, пойдём… – загадочно улыбаясь, вывел он Алёшу на улицу. – Дом этот тоже отец рубил. Ты не смотри, что вагонкой обшит и выкрашен, – внутри он старинный. Ты двор погляди! Ещё дедов. Смотри какой огромадный. Там внутри раньше хлев тёплый был. На поветь на лошади заезжали и там с возом разворачивались. На повети раньше всё станок драночный стоял – тоже отцов заработок. Отдал я его. …А дом из-за реки, старинный. Особенно двор. Помню, из армии после сверхсрочной пришёл. «Не-ет, – думаю, – как за рекой жить? Ни дорог, ни чего. Дети родятся: ни в садик, ни в школу, ни в медпункт: всё далёко». Весной как в другой стране живёшь. …Перевёз я дом в центральную усадьбу. Из трёх мест выбрал лучшее: тут и колонка рядом, и подъезд удобный, и огород под рукой. Хозяйством обзавёлся малёшко… А углы у двора не стал опиливать! Смотри! – порывисто показал сразу обеими руками. – Видишь, некоторые брёвна на полметра дальше других в стороны торчат, топором обрубленные, словно огромные карандаши неровно оточенные. Это комлевые или с вершины; когда рубили, некогда было опиливать: потом да потом. А потом – это никогда, так и остались. …К этому, самому нижнему бревну отцом специально для меня шест был прибит, и я маленьким по нему ползал. До чего же длинным, высоким казался мне этот шест. А теперь гляди: рук до бревна хватает.

Александр замолчал, вспоминая что-то.

– Хочешь лодку-то мою смотреть?! – крикнул вдруг и ловко полез по углу двора вверх. – Видишь, хорошо, когда углы не опилены.

К задней стене двора примыкал большой рубленный из лафета хлев с дощатой односкатной крышей, на которую забрался Александр. Ноги его скользили по крутизне, но он, придерживаясь руками за края досок, добрался до небольшого вентиляционного окошка повети и заглянул в него.

– Вот она красавица! Вот! С запада оно тоже окошко, а солнце заходит. Так всё в красно-розовом! Красота… Ползи давай!

Но Алёша, отошедший в сторону, чтобы лучше видеть, только отрицательно помотал головой.

– Чего ты?!

Алёша всё стоял.

– Ну… Ну что. Ну что ж. Ладно, ладно… – Сразу сделавшийся каким-то неловким, с длинными руками, двигающимися словно на шарнирах, Александр присел на корточки и съехал по крыше вниз, как ребята по ледяной горке. Спрыгнул на землю. – Пойдём через дверь, – сказал обиженно. Но на веранде он остановился, сел на лавку и выкурил подряд две сигареты. Потом ещё долго молчал, не глядя на Алёшу.

…Наконец справился с собой.

– Эх!.. Давно я уже хотел кому-нибудь вот так спроста про лодку рассказать. Столько передумал, поперемалывал в голове. Жена спит, а я лежу, рассказ составляю и мечтаю… как подрастут сыновья, обскажу им всё про лодку, про её тайну. Как пойдём всема в лес, сыщем осину, спилим и начнём лодку делать: я, да Евгений, да Пётр… Эх!.. – махнул он рукой. – Ладно, пойдём лодку смотреть, а то уже и солнце зашло, темнеет.

…Поднялись по тёмной, скрипучей лесенке, открыли небольшую дверь на поветь… Вспыхнувший вместе с щелчком включателя свет резанул глаза! Алёша отвернулся.

– Лампочка на пятьсот, специально заказывал, – похвастал Александр. – Ты на лодку смотри. Как?! А?!