Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

«…И лично Леонид Ильич Брежнев»

После Апрельского пленума 1973 г., когда впервые все ораторы, кроме Косыгина, восхваляли заслуги не только великой партии Ленина, но и «лично Леонида Ильича Брежнева», этот оборот стал стандартом всех речей. Тяжелые последствия такого подхода заключались в том, что теперь для речей на пленумах вводились еще более жесткие рамки, чем существовавшие до сих пор. Брежнева нельзя было подвергнуть даже косвенной критике, так как каждой речи надлежало содержать хоть какое-то похвальное слово Брежневу. Первый секретарь ЦК Компартии Молдавии Бодюл представил в декабре 1973 г. пример этого: «Воплощая мудрость партии, Леонид Ильич обеспечивает правильную ориентацию в сложных событиях нашего века, проявляет дальновидность выдающегося теоретика и политика и своим организаторским талантом энергично воздействует на своевременное решение и осуществление назревших проблем внутреннего и внешнего характера»2676.

Культура произнесения речей, сильно ритуализированная уже и до этого, закоснела в вербальных ритуалах подчиненности: «Товарищи! С чувством глубокого удовлетворения и высокой гордости мы восприняли обстоятельный научно обоснованный доклад Генерального секретаря ЦК КПСС, председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Леонида Ильича Брежнев… Доклад… это новый, крупный вклад в ленинское учение по аграрному вопросу»2677, – так говорил в июле 1978 г. первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев, с которым все остальные соглашались или пытались превзойти его в преклонении перед Брежневым. Новый председатель Совета Министров Тихонов дошел в феврале 1981 г. до утверждения, что Брежнев играл выдающуюся роль в разработке и реализации ленинского курса партии, поэтому партия и народ видят в нем «мудрого и испытанного руководителя», который ведет могучую родину вперед – к коммунизму2678.

Правда, Брежнев сам, постольку оставался верен своему сценарию власти – быть первым среди равных, поскольку сам не перенимал эти обороты речи. При присуждении Премии мира он даже перебил Подгорного и уточнил, что это награждение для всей партии2679, да и в будущем генсек говорил «мы», подразумевая все Политбюро. Он не был связан этим дискурсом и позволял себе критику в шутливой форме: «Получается так, когда я работал у вас, кукуруза была неуправляемая, а теперь управляемая [смех в зале]»2680. Следовательно, Брежнев, пока еще позволяло физическое состояние, отличался от своих товарищей остроумием и смекалкой. Когда в октябре 1976 г. первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Д. А. Кунаев заметил, как сильно визит Брежнева вдохновил и осчастливил его земляков и что они очень обеспокоены тем, отдыхает ли хоть когда-нибудь Генеральный секретарь, советский лидер ответил, засмеявшись: «Встречи – тоже отдых»2681.

За речами о Брежневе как «подлинном и достойном наследнике Ленина» волею партии следовали дела: в 1973 г. в связи с обменом партийных документов Брежнев символически вручил Ленину членский билет № 1, сам же получил партбилет под номером 22682. Этот жест, который многие товарищи восприняли как лубочный, должен был подкрепить неопровержимость притязаний Брежнева на наследие Ленина. В соответствии с этим вскоре возник целый ряд «предметов культа», которые изготовляли трудовые коллективы всего Советского Союза, чтобы таким способом воздать честь Генеральному секретарю. В их числе картины, изображавшие его, вазы, гобелены и даже скрипка с его портретом, декоративно оформленные тома его трилогии и т. д. и т. п. Все это вручалось советскому лидеру по соответствующим торжественным поводам2683. Казалось, он находил удовольствие в подобных подношениях, поскольку размещал тот или иной экземпляр из подаренного у себя дома.

В то время как Брежнев, с одной стороны, приказал показать себя незаменимым наследником Ленина, его окружение, с другой, работало над формированием его облика как военного, как офицера, игравшего значительную роль в ходе Великой Отечественной войны. Из 40 военных наград, полученных советским лидером, большая часть приходится на время после 1976 г. Из материалов заседания Политбюро, на котором принималось решение о присвоении маршальского звания, можно увидеть, что и в Политбюро вошел новый «брежневский разговорный стиль». Это произошло «с подачи» министра обороны Устинова, воздавшего хвалу проведенной генсеком «гигантской работе по усилению страны» и предложившего присвоить ему звание маршала. Затем все подхватили хвалебные речи и единогласно высказались за это предложение2684.