Леонид Филатов. Забытая мелодия о жизни

Итак, оглашены
Условия дуэли,
И приговор судьбы
Вершится без помех…

А Пушкин — точно он

Забыл о страшном деле —
Рассеянно молчит
И щурится на снег…
Куда ж они глядят,
Те жалкие разини,
Кому, по их словам,
Он был дороже всех,

Пока он тут стоит,

Один во всей России,
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Мучительнее нет

На свете наказанья,
Чем видеть эту смерть,
Как боль свою и грех…

Он и теперь стоит

У нас перед глазами,
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Пока еще он жив,

Пока еще он дышит —
Окликните его,
Пусть даже через век!..

Но — будто за стеклом —

Он окликов не слышит,
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Л. Филатов, 1984 г.

Работа над «Маленькими трагедиями» продолжается в своеобразных показах для зрителей. Любимов, сидя в зрительном зале, фактически на премьере спектакля оставляет за собой право делать замечания актерам прямо в полном зрительном зале, предупреждая зрителя перед началом спектакля об этом своем праве: зритель как бы помогает определить наиболее слабые места, становясь соучастником репетиционного процесса…

Репетиция «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина

Репетиция «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина

Сегодня театр под руководством Юрия Любимова пытается планировать свою театральную жизнь на несколько лет вперед. «Тогда, — считает Юрий Любимов, — не будет никаких творческих простоев, и актер сможет запланировать свое время: если он не занят в данный момент в театре, то может, если хочет, что-то делать “на стороне”…»

С Театром на Таганке судьба Леонида была очень непростой, она складывалась сложно и драматично, так как он — человек, который активно принимает все ситуации близко к сердцу, он не может оставаться в стороне. Он всегда в гуще событий, он не может не реагировать, на что-то промолчать, где-то приспособиться, это просто не в его натуре, не имеет к нему никакого отношения, это для него противоестественно. Поэтому он и не оставался равнодушным, когда Любимов ушел из театра, то есть Любимова ушли из театра и заменили его Эфросом. Он не был против Эфроса, он был против самой ситуации. Тогда он считал, что Любимова невозможно заменить, что это недопустимая ситуация, что это театр Любимова. И когда Любимов вернулся в театр, на родину, этому событию все радовались, весь коллектив театра. Любимов, естественно, вернулся как хозяин, как отец в свою семью, к своим детям, где он главный, где он руководит, где он говорит и определяет. Для него было естественно тогда то, что для нас совсем было неприемлемо по тому времени. Он хотел ввести контрактную систему в театре, половину актеров сократить, потому что они не принимают участие в постановках, некоторых убрать по возрасту, других по тем или иным причинам, известным только ему, вывести всех из труппы, потому что это театр и всех он кормить не может. К театру он относился более широко и привольно, потому что заслуга нового театра принадлежит ему, он строился при нем, он и распоряжается им, как хочет, собирался сдать его в аренду. Это было разжигание слухов и какой-то очень нервной ситуации, опять же вызванной обстоятельствами времени, когда люди не знали, что их ждет в целом, полная неразбериха была в стране. Как актер, выброшенный из театра, будет жить вне театра? И что это за аренда такая? Все может измениться в театре, и здание театра кому-нибудь отдадут? Все впали в панику. Потому что тогда еще не было тех отношений, которые и сейчас складываются с большим трудом, тогда это вообще была дикость, новость, все было непонятно. И, конечно, Любимов не проявил той душевной гибкости, тонкости, которая была необходима людям. Он повел себя очень эгоистично, что вообще свойственно его натуре, как мне кажется. Для него актеры, в какой-то мере, — человеческий материал, из которого он лепит нечто вечное и нетленное. И вот этот «материал» стал протестовать, стал доказывать, что он, и это тоже было признаком времени, имеет на что-то право, что здесь прошла вся их жизнь, и потом, естественно, часть актеров на склоне лет, уже больше не нужны нигде, остаются за бортом, они честно отдали все, что могли этому театру. И они были правы, могли говорить об этом, имели право голоса. Так возникло актерское содружество, которое возглавил Николай Губенко, и часть театра перешла в этот актерский коллектив.