Леонид Филатов. Забытая мелодия о жизни

«…Может такая связь и есть. Вообще у артистов есть такая байка наоборотная. Что когда много играешь смерть свою на сцене или в кино, в особенности в кино, потому что фиксация, то тебя все беды минуют. Пятнадцать-то уж точно раз умирал в картинах. На экране я умирал. Когда стреляли, убивали, резали. А если играть классику? Шекспира, скажем? Сама профессия предполагает — тут ничего не поделаешь. Есть люди, которым не везет, не касаясь, скажем, каких-то имен в драматургии, в театре. Которые как-то проехали мимо смертей. Но это бывает редко. А театр, когда подумаешь? Ну, вот “Свобода или смерть”. Расстрелял себя на улицах города Парижа. Уже будучи сильно больным. Этого не следовало делать, мне кажется. А моя мама фильм “Забытую мелодию для флейты”, последнюю часть, смотреть не может — выключает телевизор. Где я помираю, реанимация… “Не могу, и все… Плачу и не могу, мне плохо”, — говорит».

«…Проблема не только русских артистов вообще, но русских прежде всего: видимо, во-первых, нет того, западного уровня благополучия… Скажем, человек отдыхает во всем мире иначе, чем в России, где ничего, кроме водки, не придумано. А усталость… А количество получаемых денег… заработанных… и насыщенный трудом день, и скитания по гостиницам не высшего качества — все предполагает… И что?.. Не спится?.. Каким образом отдыхать? Человек даже непьющий: сначала полстаканчика, полстаканчика… вот и… какое-то время… он не понимает… любой здоровый человек, даже предупрежденный, не понимает, что это не может длиться вечно. Но год так продержитесь — даже сил уже остается в три раза меньше. Человек устает, а уже привычка. Так что очень многие артисты наши — спивались, и это не секрет. Это трагедия как бы наша, искусства нашего актерского вообще. И на Западе пьют очень сильно. Кто пьет, кто колется. Человек, все время изображающий другого, чужие эмоции, чужие страсти, — он стареет быстрее, чем люди других профессий. Это эмоциональное полустрессовое состояние — оно диктует свои условия. Я не оправдываю артистов, хотя уверен, что в Росси пьет все общество. Инженеры пьют не меньше актеров. Но артисты — люди на виду. Артисты выпивают — значит, пьяницы. Все они пьяницы. Что не совсем так. Но спорить с этим — неохота, потому что подтверждение обратному тоже есть».

«…Я не очень имею право рассуждать на темы церкви, поскольку имею о ней самые общие, самые литературные общекультурные сведения. Я считаю, что роптать на жизнь — это роптать на Бога. А роптать на Бога — это грех всегда. Как бы жизнь включает и такие моменты, как болезнь и смерть. Нельзя, потому что как бы мы вот рассуждаем так по-людски: ну бандиты ходят, убийцы, сколько людей убили, а живут. Но мы же не знаем, какой Бог. И что это за субстанция. Счеты могут быть самые разные. И почему Бог щадит, как бы оставляя на земле убийцу, — откуда мы знаем, что Он щадит? Мы не знаем. Потом как бы это долгий такой разговор. Про небеса и как бы это все я включаю в сферу своего жизненного внимания. Не только православный человек, повторяю, я про это мало знаю… на эту тему рассуждать, но… думаю, что жизнь идет справедливо по отношению ко всем. Вопрос социальный-несоциальный — это да, вопрос это уже земной… Какие-то магистральные вещи — они как бы уже назначены, как бы грех… да, и грех, и глупо говорить, а что же мне-то — представляете — сколько людей тогда будет на планете — мне за что? А кто ты такой — хочется спросить. Правильно тебе. И тебе. А ты чем лучше? Задавал себе вопрос? Не задавал, оказывается, нет, он считал, что он приличнее, он хорошо живет. А покопаться в памяти — каждый найдет — за что. Так не надо вопить — за что?! Подумай — и поймешь — за что…»

«…Не очень удобно, но как бы из приобретений — наверное терпимость. Терпимость».

«…Достоверно знаю я, что “инженером” я себя не ощущаю, не ощущал и не буду ощущать никогда. А конструирует — опять же Господь. Никакие инженеры человеческих душ ничего не конструируют».

«…Я понимаю, что живем в стране с таким культурным контекстом, где и Пушкин, и Тютчев, и Блок, и Пастернак, — и еще иметь намерение кого-то просветить в своем художественном творчестве… Я делаю это, потому что мне это как бы занятно, заполняет мою жизнь. А других претензий нет…».

«…Мои реакции на сегодняшние новаторства весьма консервативны. Не думаю, чтобы я имел отношение к староверству. Все-таки староверы — это люди определенным образом воспитанные. Это к генетике как бы никакого отношения не имеет. Видимо, в роду у меня были люди и такие, довольно нетерпимые, довольно жесткие, и вспыльчивые. Бабушка моя, покойная, уж точно была такой. Надо хорошо знать свои генеалогии, а я знаю плохо».