Леонид Филатов. Забытая мелодия о жизни

«…Наверное, те двигатели, которые как бы мной руководили на том или другом этапе жизни, — верные. Наверное, ушел бы опять от Эфроса, — конечно, ушел бы, но я ощущал свою правоту, и мне было там противно. Но — другой вопрос — как бы это я сделал? Я бы это уже сделал без шума и без желания соучастия других. Я бы ушел тихонько, притворив дверь и сильно не обращая на себя внимания. Вот это точно. И массу вещей я сделал бы так же… Я сделал бы так же, но все тише и скромнее раз в сто».

«…Распалась Таганка — лучше, если бы не распалась. Что касается меня — я все равно в театре не работал. Я ушел. Рано ли поздно ушел бы. При болезни ли, без болезни. К сегодняшнему дню я, так или иначе, был бы уже не в театре. Так советская власть, как понимаешь, ни при чем. А то, что были какие-то перипетии, связанные с Эфросом, всегда были порядочные поступки и малопорядочные. И при советской власти, и без нее. Без нее просто их стало больше. Не благодаря советской власти — как бы она порядочнее была, просто люди в целом были неправильно воспитаны, но все-таки читали много книжек, скажем так. И меньше слушали Алену Апину».

«…Если принять по поводу Моцарта и Сальери такую знаковую систему — не добро и зло, как принято говорить; если отбросить эту как бы сплетню, которая, кстати сказать, не имеет подтверждения в истории, но поддержана Пушкиным, что Сальери-де злодей, завистник, бездарь, неумеха. Это неправда… честный, труженик, но… не хватал звезд с неба. Моцарт — гений… духа. Гений. Это уже Промысел Божий. Трудом не всего можно добиться… хотя труд, конечно, много значит, можно и гениальность проиграть, если не трудиться. Так вот применительно к Моцарту и Сальери — я, конечно, хотел бы быть Моцартом, хотел быть гениальным человеком. Но — так у меня не получилось. Мне вообще в жизни мало что давалось легко. Все давалось с трудом… какая-то часть Сальери есть и во мне… Я людей-то не травил. И завистником, честно говоря, не был, по счастью, никогда. Потому что я не могу назвать человека, которому бы я завидовал. Хоть сколько-нибудь. Во-первых, я рано понял, что чувство неплодотворное — зависть. Оно как бы разрушает тебя самого, ничего тебе не добавляет. А во-вторых, просто не было такого объекта, которому я хотел бы завидовать. А что касается продукции, которую я выдавал всю свою жизнь, было по-разному: что-то давалось легко, что-то очень трудно. То есть я, наверное, и Моцарт, и Сальери в каком-то процентном замесе. А самого процентного расклада — не знаю…»

«…Если записывать всю жизнь — выясняется, что ничего не сделал из того, что человек как бы определил для себя. Любой человек. Но когда счеты в жизни… Кому можно предъявить счет? Глупо догонять вчерашний день. Конечно, много плохого могло бы не быть. Мог бы быть и менее агрессивным, поумнее бы. Удачливее? Не могу сказать, грех жаловаться, все-таки мне много везло…»

«…Нет, это уже правда, железно, без всякого кокетства. Опять же… к себе, тут нет никаких формул для всех. Ну вот я и сейчас для себя уже не вижу смысла в профессии актера. Я все равно сегодня занимался бы чем-нибудь другим. Чем-нибудь, наверное, рядом, чем-нибудь в искусстве, но не в профессии актера. Все-таки это профессия, где многое зависит от количества физических сил, от здоровья… То есть любая профессия, и писательская, требует здоровья. Любое творчество, но актерство… мне кажется, что в актерстве как бы — это такая топка: кидаешь, кидаешь, кидаешь и… никакого ответа».

«…Слово “звездность” оставьте себе, потому что я не понимаю и не понимал никогда… и сегодня звезд этих немерено… Девицы внимание проявляли ко мне некоторое время. Не будем обольщаться. Девицы — в основном воспитанницы ПТУ. Ну неважно. Все равно женского пола. Проявляли, да. Но это как бы заслуга кино, а не моя… У нас народ смешной, все путают. Воспринимают все впрямую. Вот и девочки предполагали, видно, что я только гляну — и только держись. Девочки были молоденькие, надо сказать, совсем молоденькие — лет шестнадцать, но это был период короткий, и мне хватило ума сообразить, что это имеет малое ко мне отношение. Примерно это выглядит так — а ты любил, когда тебе под елочку в детстве подарочек кладут? Да, приятно, любил…»