Леонид Красин. Красный лорд

Иной позиции придерживался председатель Торговой палаты Роберт Горн, который 26 мая представил кабинету меморандум, предлагающий возобновить торговлю с Россией, если она проявит себя как надежный партнер — и в первую очередь согласится выплатить дореволюционные долги и возместить конфискованную собственность британских граждан. Предвидя, что добиться согласия Москвы будет трудно, уступчивый лорд предложил начать торговлю сразу же, не дожидаясь заключения политических соглашений, а также разрешить торговать с Россией всем британским подданным. Но в итоге правительство предпочло точку зрения Керзона и решило сперва заключить политическое соглашение, а уже потом обсуждать вопросы торговли.

Красина это не огорчало — он видел, что Ллойд Джордж настроен договариваться, и надеялся, что этот хитрый политик сумеет переиграть консерваторов. Но международное положение не способствовало переговорам; премьер не мог отказаться от требований прекратить революционную пропаганду и признать дореволюционные долги, что, в свою очередь, было неприемлемо для Советского правительства. В апреле 1920 года Польша, вооруженная Францией и Англией, вторглась в советскую Украину, что британская пропаганда весьма искусно представила как нападение «кровожадных коммунистов» на молодое Польское государство. К тому же после первых успехов поляки были отброшены, и Красная армия действительно вторглась в пределы Польши. На встрече 31 мая Ллойд Джордж и Красин обсудили войну, и премьер заявил, что его правительство не поддерживает Польшу и не поставляет ей оружия, что было откровенной ложью.

Несмотря на то что переговоры откровенно буксовали, Красин понравился Ллойд Джорджу, назвавшему его «первым советским, с которым можно договариваться». Он быстро покорил и других англичан, включая журналистов, которые с тех пор повсюду преследовали его. Ему на руку играло то, что британцы всегда уважали деловитость, чувство юмора и безупречный вкус в одежде. Семен Либерман описывал его так: «Высокий, смуглый, с живыми и широкими жестами, он повсюду обращал на себя внимание. Аккуратно подстриженная бородка клином удлиняла его продолговатое лицо с высоким лбом и черными с проседью волосами, гладко причесанными на пробор. Когда он улыбался, обнажались прекрасные белые зубы, а ямочка на щеках углублялась, делая его лицо еще более привлекательным. В его умных, хитровато сверкавших глазах серьезность чередовалась с задорным весельем: посмотрев на Красина, можно было представить себе, что он, наверное, в детстве был шалуном и проказником. Он всегда был отлично одет, его галстук соответствовал цвету костюма и рубашки, и даже булавка в галстуке была воткнута как-то особенно ловко и щегольски». Лепившая его бюст скульптор Клэр Шеридан (позже она стала подругой жены и дочерей Красина) в августе 1920 года записала в дневник: «Он спокоен, искренен, горд, держит себя с достоинством, лишен тщеславия и самомнения, его анализ людей и вещей научен. У него прямой, немигающий взгляд, чувствительно вздрагивающие ноздри, пока не улыбнется, твердо сжатые губы, волевой подбородок».

Обаяние Красина испытали на себе не только Ллойд Джордж, но даже неуступчивый лорд Керзон, оценивший его ум и способности. Сотрудник британского МИД Д. Грегори писал, что «их тянуло друг к другу, между ними не было личной неприязни и ожесточения». Как ни странно, в Лондоне к Красину относились лучше, чем в Москве, где его откровенно недолюбливали не только Литвинов, но и сам нарком Чичерин. Об их отношениях

Т. О’Коннор пишет: «Значительные расхождения во взглядах и различия характеров должны были обусловить разногласия между ними… И все-таки, несмотря на разногласия, касающиеся, в частности, англо-советских торговых переговоров, Красин и Чичерин уважали друг друга за опыт, знания, самоотверженность и ответственность в работе. Чичерин признавал, что Красин имел больше авторитета, чем он, в британских политических кругах и лучше кого бы то ни было подходил для нормализации отношений с Англией».