«Просто счастье, – подумал Артем, устраиваясь в кресле, – что мне достался на воспитание такой мудрый ребенок. Заметить, что тут другая сила тяжести, надо же! Разница ведь едва уловимая. И это царственное спокойствие… Другая ревела бы день и ночь напролет, вспоминая маму, набережную Сены и голубей на площади… как там у Ремарка?.. на площади Согласия. А действительно, почему она ни разу не вспомнила о доме? Вернемся к предположению об „Интеллидженс сервис“… Чушь собачья. Я же не лез к ней с воспоминаниями о своей единственной тетушке Полине Глебовне, в самом деле! А если бы я начал ей петь про гранитные набережные и полированные колонны Исаакия с осколочными щербинами – это был бы сплошной завал. Непрошеная откровенность хуже незваного гостя. Так почему же то, что совершенно естественно для меня самого, кажется мне неестественным в ней? Может быть, это просто интуитивное желание найти в ней какую-то фальшь, за неимением других пороков, – желание, диктуемое элементарным законом самосохранения… от чего? Ну-ну, признавайся, никто не слышит, и эти машины не записывают мыслей – ведь ты боишься ее, правда?..»
Он давно знал, что это правда. И не ее он боялся – себя. Знал, что, если начнет его заносить, тут уже трезвому инженерному разуму будет делать нечего. Поэтому он не позволял себе смотреть на Дениз иначе, как на девчонку-школьницу. Не время и не место. Делом надо заниматься. Он наклонился над «течеискателем».
– Древнейшим очагом цивилизации на нашей планете был, по-моему, Египет, – начал он, и разноцветные лампочки суетливо замерцали на панели прибора. – Уже в пятом тысячелетии до новой эры… черт, как бы объяснить, что такое новая эра, не забираясь в историю христианства? Ну ладно, о новой эре после. Высшим правящим лицом был в Древнем Египте фараон…
Единственными фараонами, которых он помнил, были Аменхотеп IV и Эхнатон. Правда, примешивалось сомнение, что это одно и то же лицо. И еще какой-то жрец Херихор. Ну и, естественно, Нефертити. А, так вот на кого похожа Дениз. Та же спокойная, непробужденная нежность, то же устремление всех черт от выреза верхней губы к вискам, словно по уже вылепленному лицу осторожно провели влажными ладонями и оно навсегда сохранило это прикосновение сотворивших его рук…
– Правящих династий там насчитывалось что-то около двадцати, если не больше, – проговорил он, встряхиваясь. Лампочки снова забегали по пульту, словно только и дожидались звука его голоса. – Могущественной силой, противостоящей власти фараона, были жрецы…
В полдень к нему забежала Дениз.
– Я немножечко охрипла, – сообщила она. – А вы?
– Дошел до Эхнатона с Херихором.
На лице Дениз отразился неподдельный ужас:
– Это сразу, вместе, да? А вы не забыли сказать, что жена Эхнатона была королева… нет, не так – царица Савская?
Артем наклонил голову и посмотрел на серьезную рожицу Дениз. У него медленно возникло подозрение, что над ним издеваются.
– Между прочим, жены великих людей к истории не относятся и таковой не делают. Как и сами великие люди. Историю творит народ, пора бы помнить из школьной программы.
Дениз скорчила жалостливую гримасу:
– Бедная история! – Она уселась на пороге, ноги наружу – свешиваются со ступенек, не доставая до земли, голова – вполоборота к Артему; киногеничный такой диалог с репликами через плечо. – Если бы история без женщин – какой ужас! Любое дело без женщин – обязательно гадость. Вот война. Вот пьяно… пьянство. Вот полиция. Вот политика…
– История и политика – вещи разные.
– Ну конечно! Политику делают мужчины, а историю… мужчины делают ее так. – Дениз плавно повела руками вперед, словно изображая медленно текущую реку. – А женщины… – Она быстро закрутила кистями рук, как это делают, взбаламучивая воду.
– Ничего себе моделирование исторических процессов! Ну а при чем здесь царица Савская?
– Царица Савская не могла делать историю, у нее ноги были – о, плюш, как медвежонок. – Дениз оперлась руками о порог и, вытянув вперед маленькие свои ножки, сделала вполне приличный «угол». Спортом она занималась, это несомненно, отсюда и выносливость, а туфельки на босу ногу (и как только держатся – едва-едва кончики пальцев прикрывают) – старые, видно, не очень-то сладко живется семейству средних переводчиков.
– Царица Савская, – продолжала щебетать Дениз, – никто не жена. Даже Соломона…
– Послушай-ка, а тебе никто не говорил, что ты похожа на Нефертити?
– О, конечно. Говорил. Мсье Левэн, вы его не знаете. Это сейчас говорят всем красивым женщинам!
Гм, сколько скромности – «всем красивым женщинам»!
– А Нефертити… – Дениз пожала плечами: ничего, мол, особенного; сложила пальцы щепоточкой и провела вертикально снизу вверх, словно ощупала тоненькую тростинку. – Сушеная рыбка… Вобель, что, не так?
– Вобла, – автоматически подсказал он.