Лепестки Белладонны

Невероятно! Если в Цюрихе о зиме напоминали редкие снежинки, то в пригороде за снегом не было видно земли. Поставив сонную Дейзи на снег, Мира начала прыгать по небольшим сугробам, радуясь снегу, будто впервые.

Ханс улыбнулся, достал пакеты из багажника и направился к дому.

Эльмира пошла следом. Она скинула мокрые ботинки у входа, а когда Биттнер открыл дом и включил свет, воскликнула:

– Страшно представить, сколько стоило снять этот дом в Рождество!

В гостиной горел камин и до потолка возвышалась нарядная елка. Пол был накрыт ворсистым ковром, у стены – зеленый диван и много подушек. Панорамное окно с видом на заснеженные горы, гирлянды на стенах, плазменный телевизор. А заглянув на кухню, Мира увидела просторное светлое помещение – идеальное место для приготовления выпечки!

– Деньги нужны, чтобы осуществлять мечты, – сказал Ханс. Он взял Миру за руку и серьезно добавил: – Для меня и тебя Рождество – не семейный праздник, так сложилось. Но мы все равно можем устроить праздник, верно? Только наш.

Восторг забрал все слова, и Мира крепко прижалась к Хансу. Встала на цыпочки. Поцеловала. Пирсинг холодил ее губы. Ханс ответил на поцелуй, приподняв Миру над полом. Он усадил ее на край столешницы и вновь поцеловал. Страстно. Заманчиво. У Миры кружилась голова. Все ее тело требовало продолжения, и то, как напряглись брюки Ханса, доказывало: это взаимно. Мира скинула с его плеч пальто и расстегнула рубашку. Пальцы остановились на прессе, чувствуя крепкие мышцы. Задержались на пряжке ремня. Взгляд глаза в глаза. Немое подтверждение общему желанию.

Мира резко освободила его ремень, расстегнула ширинку. Ханс в то время снял с Эльмиры кардиган и футболку. Холод от слабо отопленного помещения растворялся в согревающей изнутри страсти, как Мира растворялась в прикосновениях Ханса. Он оставлял на ее губах, шее и ключице поцелуи, шептал нежности и возмущения: «Ты прекрасна. Как ты могла так долго бегать от меня?» Он расстегнул ее джинсы и, приподняв бедра, освободил от остатков одежды. Достал из джинсов презерватив и спустил их до бедер. Мира резко выдохнула, запустив пальцы в непослушные волосы Ханса. Он был готов, и она была готова принять его.

– Если опять выкинешь что-нибудь, – прохрипел он, – я тебя накажу, – и сорвал с ее губ сладостный стон.

Ханс раздвинул рукой ее бедра и вошел. Мира выгнулась, принимая его на всю длину. Невероятно. Феерично. Ханс задвигался, придерживая ее за талию. Они были на одном уровне: смотрели друг другу в глаза, стонали в губы, дышали в унисон. Мира царапала его спину, прикусывала плечо и не верила, что способна такое испытывать.

Через пару минут интенсивных движений оргазм накрыл их по очереди. Мира застонала, а Ханс, закончив и отдышавшись, усмехнулся:

– Мы когда-нибудь воспользуемся кроватью?

– Когда-нибудь – обязательно! – рассмеялась в ответ Мира.

По дому разносились песни группы Joy, их музыку Эльмира считала лучшим саундтреком к Рождеству, как и другие песни восьмидесятых. Дейзи бегала в новеньком вязаном костюмчике. Мира и Ханс в свитерах с похожим рисунком пытались приготовить первые в их жизни булочки синнабон. Перемазавшись в муке, Мира смеялась, а Ханс подпевал хиту Valerie [73]. Наконец булочки оказались в духовке, горячий шоколад дымился в кружках, из телевизора звучала песня Touch By Touch [74], и Мира кружилась по гостиной, прикрыв глаза. Она представила, что с ней и Хансом празднует Тристан. В таком же забавном свитере, он танцует и громко и фальшиво поет.

Вдруг музыка стихла.

– Ты плачешь? Почему?

Мира открыла глаза и заморгала. Ну вот! Испортила Хансу настроение.

– Прости. – Она обессиленно опустилась на ковер. – Мой друг, он… Из-за него я приехала в Цюрих. – Мира глубоко вздохнула и рассказала все. О том, как выросла в приюте. О том, как подружилась с милым светловолосым мальчиком. О том, как вместе с ним полюбила Джека Льюиса. И о том, как потеряла все: Тристана, Джека, саму себя. Ханс сидел рядом и внимательно слушал. Под конец рассказа, когда голос Миры охрип, Ханс положил ладонь ей на плечо и приобнял. Молчаливая поддержка казалась самой верной. Прочистив горло кашлем, Мира сказала: – Мне кажется, он рад за меня. И теперь всегда рядом. В нашем звонком смехе. В моем творчестве. В кружащих за окном снежниках. Он везде.

– Конечно, – кивнул Ханс. – Он всегда будет жить в твоем сердце.

Едва не спалив булочки, Мира вытащила противень и щедро намазала кремом, пока Биттнер созванивался с родными и поздравлял их с праздником. «Наверное, и мне стоит позвонить отцу музыкальному», – задумалась Мира.

Когда Ханс закончил разговор, она набрала Франка по видеосвязи. Менеджер ответил спустя три гудка.

– Ми-и-и-и-и-р-о-о-о-о-о-ч-ка-а-а-а-а!!! – протянул Франк, расплывшись в придурковатой улыбке. Щеки менеджера нарумянились, хотя он был в помещении, а глаза блестели, словно две медные монеты. – И Ханс тут! Малыши, с Рождеством!

Мира и Ханс переглянулись. Они удобнее устроились на ковре и вновь посмотрели на Франка. Тот едва ли не песни готов петь. Точно пьян!