Лепестки Мугунхва

– Ну, это вроде наших, из этой… северной деревни, как её?.. Помнишь, Чон рассказывал? А ещё у них самураи есть. Ну, эти вроде наших… э – э–э… ну-у… да нет у нас таких! В общем, самураи – это такие… – Пингюн озадаченно почесал затылок, но, так и ничего не придумав, махнул рукой. – Ну, в общем, ходят они по Японии и друг с другом дерутся.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем дерутся?

– А-а… ну-у… не знаю я зачем. Наверное, им надо.

– А – а–а! Ну, понятно.

Чольсок вылил из чашки воду себе на голову и обтёр ладонью лицо.

– Да-а! Япония. Что за люди такие? Значит, всё дерутся и дерутся. И к нам всё лезут и лезут. Чего им надо? Они сами – то хотя бы знают?

– Знают. Японцы не дураки. И вот ты подумай, зачем они так далеко от берега забрались? Через всё Корё, до самого Китая!

– Ну и зачем?

Пингюн лёг спиной на большой плоский камень и, глядя в небо, стал покусывать сорванную травинку, рассуждая вслух:

– За нами идёт большой отряд монголов. Только вчера от них немного оторвались. Сегодня нас обстреляли японцы.

– Ну, монголы понятно! Они воюют с китайцами. А японцам-то чего надо? С китайцами они не воюют, с нами вроде тоже.

Пингюн повернулся на бок, подперев голову рукой.

– Скажи, Чольсок, ты рад, что минский император вернул Корё Священный Камень Тангуна?

– Спрашиваешь! Конечно, рад! Я как-то сразу стал вспоминать, что мы, корейцы, древний народ. Я даже, наверно, когда вернёмся в Кэгён,[11] тому здоровому монголу в глаз дам! Помнишь, пускать нас не хотел?

Пингюн засмеялся.

– Вот видишь?! И теперь, так же как у тебя, у всех корейцев духа прибавится. И у каждого свой монгол или японец найдётся. Поэтому они и не хотят, чтобы повозка наша до Корё дошла.

Чольсок ошарашенно открыл рот, затем зло прищу – рился:

– Ах вот как! Ну, это у них не выйдет! Мы сейчас… это… Мы их… А кстати, почему китайский император такой маленький отряд нам в помощь дал?

– А ты бы хотел, чтобы он дал нам целое войско и этим признал, что он, повелитель Поднебесной, у себя в стране опасается юаньских разбойников, как их теперь называют? Он бы потерял лицо! А эти «бронзовые» – просто почётное сопровождение. Правда, я слышал, как их командир, этот Вэйшан,[12] сказал нашему генералу, что весь его отряд подобран из «тумэна[13] неистребимых».

– Да ну! Вот это да! А я и смотрю, странные они какие – то. Ни с кем не разговаривают, даже между собой. На привале сидят и молча жуют.

– Они раньше в монгольской армии наёмниками были. Говорят, полмира с монголами прошли.

– Кстати, о монголах. Зачем ко мне этого мальчишку прицепили? Ну, какой из меня наставник? Да ещё монгольчонка.

– Ты это про Тургэна?[14] Да какой он монгол? Разве что родился монголом да имя у него монгольское. Вэйшан сказал, что он у них с раннего детства при военной школе дворцовой стражи. И жил там же, и учился, вместе со всеми. Да и не такой уж он и мальчишка. Ты себя в пятнадцать лет вспомни!

– Ну, сравнил! У меня-то и тогда уже здоровья было! А этот худой совсем. На что он может сгодиться?

– Так если и я худой, то ты и меня в никудышные за – пишешь?

– Ну-у… В никудышные не запишу, но если на копьях с тобой начнём, то я тебя …

– Эй – эй! А ну-ка, стой! Ты чего это распетушился?! Ты забыл, что я на десять лет тебя старше? Ты должен быть ко мне почтительным и называть меня «учитель»!

– Это почему?

– Потому что я раньше тебя родился. А значит, дольше тебя на свете живу. А значит, больше тебя знаю и могу тебя чему – нибудь научить. Так Кун Фу – Цзы[15] сказал.

– А! Кун Фу – Цзы?! Ну, тогда ладно. Только и мальчишка этот, Тургэн, пусть тогда меня тоже учителем называет. Я ведь старше!

– Ну, пойди и скажи ему!

– Пойду и скажу!

– А не боишься, что он тебя сразу мечом ка – ак саданет?! У них, у монголов, это запросто.

Чольсок нахмурился, но тут же облегчённо вздохнул и заулыбался:

– Да нет. Ты же сам сказал, что он при китайском дворце рос. Значит, парень культурный. Может, и Кун Фу – Цзы читал.

Чольсок не замечал, что озорные искорки в глазах Пингюна уже готовы были вырваться вместе с хохотом наружу.

ГЛАВА 3

Рисовое вино тонкой струйкой плавно вытекало из маленькой керамической бутылочки точно в центр такой же маленькой чашечки. Мужская рука, державшая бутылочку, была такой белой и гладкой, что любому постороннему наблюдателю было понятно, что жизнь этого человека сложилась хорошо. Он не зарабатывает себе на жизнь тяжёлым физическим трудом, а значит, он весьма учёный и уважаемый человек.

Это было действительно так. В свои тридцать лет Нарэ[16] служил младшим писарем секретариата дворца королевы и был вполне доволен своей судьбой. Жизнь его текла в достатке, спокойно и размеренно. Ведь что ни день, так в его околотке монгольские нукеры врывались в дома или тащили кого – нибудь из соседей со связанными за спиной руками. Его же дом всегда обходили, а сопровождавший монголов околоточный, увидев Нарэ, всегда кланялся и говорил: «Господин Пак! Как ваше здоровье?!»