– Разумеется, донья Беатрис, – пробормотал Мануэль, отступая к выходу, – А Хосе сейчас принесет одежду.
– Вы не обязаны проявлять знаки внимания – тем более, что вам это в тягость, – сухо сказал де Эспиноса, когда дверь за управляющим закрылась. – Мануэль прекрасно справится сам. Сожалею, что потревожил ваш сон.
Беатрис с тревогой рассматривала его, – теперь, когда стало светлее, ей бросился в глаза изнуренный вид мужа. Его лицо покрывала бледность, скулы были резко очерчены, и меж бровей залегла глубокая складка.
– Я все еще ваша жена, – тихо ответила она. – И мне не в тягость позаботиться о вас. Я беспокоилась – мне не приходилось видеть такого ужасного шторма. Как вам удалось войти в пролив? Я помню ту подводную гряду, которую вы мне показывали…
– Да, шторм был не из самых кротких, – тонкие губы де Эспиносы скривились в усмешке. – Пришлось немало потрудиться, чтобы миновать подводные скалы. В какой-то момент «Архангел» несло прямо на них… – он утомленно прикрыл глаза. – Тогда вы смогли бы освободиться от докучливого мужа, не так ли, донья Беатрис? Но небу было угодно оставить нам наши жизни…
Сердце опять кололо тупой иглой, и он привычным уже движением принялся растирать грудь.
Беатрис не обратила внимание на его язвительную фразу, беспокойство все больше охватывало ее.
– Вам нездоровится? – она подошла ближе и склонилась к де Эспиносе.
– Пустяки.
Однако в этот момент игла особенно злобно вонзилась ему в сердце, и он откинул голову на спинку кресла, стараясь дышать осторожно и неглубоко. Теплые пальцы дотронулись до его лба, он хотел отдернуть голову, но… не смог. Ее прикосновения успокаивали… Как в той, другой жизни, в Ла Романе. И пусть он знал, что к прошлому им не возвратиться, и его женой движет в лучшем случае сострадание, но ему хотелось чувствовать ее руки, ее близость…
– Когда это началось? И почему вы сразу мне не сказали? – сердито спросила Беатрис.
Посиневшие губы и затрудненное дыхание мужа, его пальцы, вцепившиеся в ткань камзола на груди – ее опыта было достаточно, чтобы определить, что у него начинается сердечный приступ. Уже не думая об их отношениях, она быстро ослабила дону Мигелю шейный платок, затем растянула его камзол.
– Не хотел затруднять вас, – продолжал усмехаться он, не открывая глаз.
Появился Хосе с ворохом одежды, и Беатрис повелительно сказала ему:
– Маргарита наверняка уже согрела вино, отправляйся на кухню и принеси его. И пусть она вскипятит воду. Быстро! – она повернулась к мужу: – Я должна спуститься в кладовую, чтобы взять пакетики с травами и приготовить для вас отвар. А вам лучше не совершать резких движений и не вставать.
– Я не собираюсь садиться на коня и скакать на битву, будьте уверены.
– Надеюсь на ваше благоразумие. Хотя в том, что касается вашего здоровья, вы не слишком-то его проявляли.
Беатрис очень не хотелось оставлять его в такой момент, но она рассудила, что быстрее сама найдет нужные травы, чем будет тратить время на объяснение слугам.
В кладовой она торопливо перебирала пахучие свертки.
«Leonurus – прочитала она надпись на пакетике, – вот то, что мне нужно! Еще понадобится валерьяна и ягоды Crataegus».
Когда она вернулась в гостиную с подносом, на котором стояла большая дымящаяся кружка с отваром, то обнаружила, что дон Мигель был уже без камзола и сапог. В полотняной рубахе, укрытый до пояса легким походным одеялом и устроив босые ноги на обитой мягкой кожей скамеечке, он сидел в придвинутом ближе к огню кресле. Видимо, при помощи Хосе он переоделся, впрочем, одежды, как и плаща, нигде не наблюдалось, – как и самого Хосе. Рядом стоял табурет с еще одним подносом. В руках де Эспиноса держал кубок, из которого прихлебывал мелкими глотками.
– Вы все же вставали, – укоризненно заметила Беатрис, подходя к нему.
– Не оставаться же мне в мокрых штанах, – отозвался дон Мигель, пристально разглядывая жену, – Что это там? – полюбопытствовал он, переведя взгляд на кружку.
– Эти травы издревле используют для лечения сердца…
– Мне уже лучше, не извольте беспокоиться.
Беатрис опустила поднос на табурет и скрестила руки на груди.
– Вам не лучше, дон Мигель. И будет гораздо хуже, если вы будете и дальше упорствовать.
– Ну да, вы же преисполнены сострадания ко всем… убогим… – хмыкнул он.
Вспыхнув от возмущения, Беатрис приготовилась резко возразить ему но осеклась. А дон Мигель, высказав эту колкость, тем не менее, взял кружку. Он подозрительно принюхался, затем сделал большой глоток.
– Иисусе! Что за зелье вы сварили?! – поперхнувшись, воскликнул он.
– Это всего лишь Leonurus, да, вкус должен быть горьким, но…
– В жизни не доводилось пробовать такой дряни!
– И все же вам придется это выпить. Более того – отец Кристиан предписывал пить отвар в течение двух недель, – досадуя на его язвительное упрямство, проговорила Беатрис.
– Милостивый Боже, этак вы меня уморите верней подводных камней!
– Вы ведете себя хуже Диего, ему я по крайней мере могу пообещать сладости, – она вдруг прыснула со смеху.
– Ну так попробуйте и мне пообещать что-нибудь, донья Беатрис, – усмехнулся де Эспиноса.