Лепестки на волнах

Де Эспиноса вернулся в последний день февраля, с утренним приливом. Именно в этот день Беатрис твердо решила успокоиться и не пошла на мол. В доме поднялась обычная суета, а молодая женщина при виде мужа внезапно ощутила радость. Ей пришлось даже побороть порыв подскочить к нему, как она, бывало, делала в Санто-Доминго, не обращая особого внимания на приличия. Дон Мигель внимательно посмотрел на нее и поклонился, а Беатрис кольнуло нечто, сродни разочарованию, – он не дотронулся до ее руки.

– Все ли… было благополучно, дон Мигель?

Она многократно задавала этот вопрос, но сейчас ее голос дрогнул.

– Благодарю вас, более чем, – улыбнувшись уголками губ, ответил де Эспиноса.

– Я волновалась, – сама не зная, почему, призналась она, – вас так долго не было…

Взгляд дона Мигеля стал пытливым, словно он желал проникнуть ей в самую душу.

– Моряку всегда отрадно, когда его ждут дома, – помолчав, проговорил он и еще раз поклонился жене.

Смущенная Беатрис потупилась и больше ничего не сказала.

За обедом она украдкой рассматривала де Эспинозу. Его лицо покрывал легкий загар, и в целом он не выглядел утомленным. Болезнь отступила, и Беатрис надеялась, что на достаточно долгий срок.

Дон Мигель же, напротив, в открытую изучал ее, и когда их глаза встречались, Беатрис быстро отводила взгляд, с досадой чувствуя, как кровь приливает к ее щекам. Впрочем, это не мешало им вести беседу – впервые за многие месяцы, и она даже несколько раз рассмеялась, когда муж поведал ей забавные эпизоды плавания.

После обеда Рамона увела детей посмотреть на последнее представление бродячих артистов перед началом Великого поста, а Беатрис ушла на кухню: она хотела приготовить для мужа вино с корнями Астрагалиуса, оказывающего укрепляющее действие. Пока корни настаивались в горячей воде, она поболтала немного с Маргаритой и отдала распоряжения насчет ужина. Выждав положенное время, она перелила настойку в кубок с вином, затем добавила туда ложку меда.

Осторожно неся поднос с кубком, Беатрис поднялась на второй этаж. Она полагала, что де Эспиноза в своем кабинете, служившем так же хранилищем для тех книг, с которыми ее мужу было трудно расстаться. Этот дом значительно уступал размерами их особняку в Санто-Доминго, и казался ей гораздо уютнее.

«Вот если бы только зима не была такой холодной!» – тут же вздохнула Беатрис.

Дон Мигель действительно был в кабинете, он с некоторым удивлением посмотрел на вошедшую жену.

– Уж не очередное ли зелье по рецепту отца Кристиана в этом кубке?

– Нет, это рецепт монахинь из Ла Романы, – с обманчивой кротостью ответила Беатрис.

– Я прекрасно себя чувствую, – поспешил уверить ее де Эспиноза, косясь на кубок, – Ваши отвратительные травяные отвары тем не менее подняли меня на ноги. Так что нет никакой необходимости…

Беатрис поставила поднос на стол и улыбнулась: ее начал забавлять этот спор:

– Дон Мигель, на этот раз вкус достаточно приятный.

– Верится с трудом, – Он не собирался уступать так быстро. – Откуда вам знать, какого вкуса это… этот напиток?

– Чтобы у вас не оставалось сомнений, я… попробую его, – Беатрис поднесла к губам кубок и отхлебнула настойку.

Дон Мигель уставился на алые от вина губы жены. Ему в голову пришла простая, и в то же время приводящая его в отчаяние мысль: он был бы рад пить с ее губ худшую горечь, чем намешанную в том чертовом пойле, которым она потчевала его долгих две недели!

– Хорошо, – криво усмехнулся он, с трудом отрывая взгляд от ее лица. – Давайте ваше… э-э-э лекарство.

Напиток оказался приятным, горько-сладким, с пряными нотками и почти понравился ему.

Беатрис молча стояла рядом с креслом, ожидая, когда муж допьет вино.

– Вы как будто опасаетесь, что я выплесну вино в окно, – не удержался он от иронии.

«И в самом деле, кто-то из слуг уберет кубок, почему я не ухожу…» – подумала она, но вслух сказала:

– Возможно, вам понадобится вода, чтобы перебить плохой вкус. И это даже не лекарство, астрагалиус поддержит ваши силы.

– Право, вы так заботливы, что я начинаю думать… – пробормотал де Эспиноса и нахмурился.

– Что… думать? – с забившимся сердцем спросила Беатрис.

– Ничего, донья Беатрис, – поставив пустой кубок на стол, он отвернулся к окну.

Беатрис смотрела на резко очерченный профиль Мигеля, суровую складку у губ, обильно посеребренные сединой волосы, и осознание его гордого одиночества и неизбывной боли вдруг нахлынуло на нее. И тогда ее сердце затопила нежность к мужу.

– Мигель, – прошептала она, затем наклонилась к нему, и, взяв его лицо в свои ладони, мягко повернула к себе: – Мигель…

В его глазах было изумление, кажется, он хотел что-то сказать… или, может, отстраниться? Но Беатрис уже тянулась к его твердо сжатым губам. И прильнув к ним своими, вновь ощутив их вкус, она больше не думала ни о чем.