Лепестки на волнах

После катастрофы столицу перенесли в Спаниш-Таун, основанный еще во времена испанского владычества. Там же находилась официальная резиденция губернатора. Но город не имел выхода к морю, идля базы английского флота выбрали деревушку Кингстон, лежащую в полутора десятках миль к востоку от Спаниш-Тауна. Через несколько недель после землетрясения в гавани Кингстонаначали возводить причалы и склады, и вскоре порт уже принимал корабли.

Его превосходительству приходилось много времени проводить в Кингстоне. Помимо проблем и неурядиц, связанных со строительством порта, следовало позаботиться о защите бурно растущего поселения с моря. Каждый день возвращаться в Спаниш-Таун было утомительно, и губернатор временно обосновался в двух небольших комнатах комендатуры порта, одна из которых служила ему кабинетом, а другая – спальней…

Очнувшись от воспоминаний, Блад бросил еще взгляд на море и оглянулся на заваленный бумагами стол, посреди которого высилась стопка еще не прочитанной корреспонденции. Он подошел к столу и, вынув трубку изо рта, принялся разбирать конверты, наметанным взглядом определяя их важность и откладывая далеко в сторону те, которые, по его мнению, не требовали немедленного решения. Его внимание привлекло одно из писем, которое было адресовано «лично Его Превосходительству Губернатору». Он взглянул на имя отправителя и от удивления хмыкнул: дон Иларио де Сааведра. Недоумевая, какая нужда заставила де Сааведру писать ему, Питер сел в кресло и вскрыл конверт.

В начале письма дон Иларио выражал сожаление по поводу несчастья, постигшего вверенную попечению Блада колонию, и радость, что ни с самим губернатором, ни с его близкими не случилось беды. Далее шли пространные рассуждения о бренности всего земного, и в то же время – о необходимости быть благодарными Творцу за те испытания, которые Он посылает нам, и стократ – за Его милости. А в следующих строчках дон Иларио извещал его превосходительство, что в память об известных им двоим событиях, он решил преподнести дону Педро в дар жеребца андалузской породы, пяти лет от роду, по кличке Фуэго. Означенного жеребца должны были доставить на том же корабле, что и письмо.

Брови его превосходительства сошлись на переносице. Он откинулся на спинку кресла, и еще раз взглянул на листок, который держал в руках. Вот уж воистину, то ли милость Творца, то ли испытание… Прекрасно зная, насколько ценен подарок подобного рода, Блад в то же время не представлял, что будет делать с Фуэго. Чистокровный жеребец наверняка нуждается в особом подходе, а у губернатора не было ни времени, ни желания заниматься им. Да и к страстным любителям лошадей он себя не относил.

Раздался стук, затем дверь приоткрылась и в кабинет заглянул Уоллес, секретарь Блада.

– Ваше превосходительство, пришел капитан брига «Мария», мистер Моранда.

– И что ему нужно?

– На «Марии» доставили лошадь для вашего превосходительства, и капитан Моранда хотел бы знать, какие будут распоряжения…

Питер молчал, потирая ноющий висок – усталость, с которой в последние месяцы он свыкся и почти не замечал, вдруг свинцом навалилась на него. На лице Уоллеса проступило замешательство, он выжидающе смотрел на губернатора.

– Хорошо, – сказал наконец Блад. – Передай капитану Моранде, что через… через час я буду на причале.

* * *

Июль 1694 года.

Спаниш-Таун.

Из конюшни донесся глухой удар, и Арабелла, которая наблюдала за игравшей возле ее ног дочкой, прислушалась.

– Да чтоб тебя, чертова скотина!

Вопль слился со звуком еще одного удара, затем что-то с треском упало. Сдвинув брови, молодая женщина посмотрела в сторону конюшни.

– Ах ты, зверюга! – раздался очередной вопль.

– Мэри, займись Эмили, – велела она сидевшей поодаль няне и встала с кресла.

Пока Арабелла пересекала двор, она успела узнать громогласное и откровенное мнение Тони, их конюха, по поводу вороного дьявола, которому место на живодерне.

Конюшня, построенная еще при испанцах и когда-то принадлежавшая губернатору острова, была огромной. Арабелла вошла во внутрь и направилась вдоль длинного ряда стойл, в большинстве своем пустых, в ее дальний конец. Там, отдельно от остальных лошадей, томился вороной Фуэго – странный и неожиданный подарок дона Иларио де Сааведры, который был, по словам Питера, его давним другом. Напротив стойла Фуэго нерешительно топтался Тони.

– Тони, что происходит?

– Ох, миссис Блад, прошу прощения, – конюх закрывал левый глаз ладонью, в его взлохмаченных волосах торчали соломинки. – Стало быть, зашел я к нему, воду принес, а он! Ну сладу же никакого, второе стойло уже разбивает!

Вороной ответил ему высоким, злобным ржанием и вновь обрушил удар копыта на многострадальную перегородку.

– Да сами смотрите!

Фуэго кружил по стойлу, по его шкуре пробегала нервная дрожь. Арабелла шагнула вперед и негромко проговорила:

– Фуэго… Caballo… Вuen caballo.

Жеребец прянул ушами и фыркнул. Он остановился напротив Арабеллы, но когда она протянула руку к его морде, задрал голову и шарахнулся прочь.