Древний Хронос сейчас играл против нас, безжалостно колотя секундами задержки по своей кнопке часов, все ближе подводя красный флажок к точке, за которой он бессильно упадет, показывая острием вниз, в буквальном смысле, «в землю». Он вообще любит играть с нами, реаниматологами блиц партию, на пять минут, то самое время, за которое «отлетает» кора головного мозга, этот древний бог, которого греки почитали главнее всех олимпийцев — и Зевса, и Посейдона.
И очень, очень часто этот блиц мы проигрываем.
Все та же суковатая палка со многими концами — не поднимешь давление — не возьмешь на операцию, поднимешь давление — увеличится кровотечение, и последние миллилитры крови утекут из вены.
Принесли монитор из реанимации, он у нас один, вот и таскаем его, к кому «нужнее». Налепив три электрода на грудь, я запустил машину, не отключая «паузу тревог» — в таком состоянии пациента монитор только и способен, что без конца голосить о нарушениях.
Отрядив Дениса выставлять новые границы тревог, соответствующие параметрам оперируемого, я глянул зрачки — шире, шире один! В череп тоже надо лезть, если успеем, конечно.
— О, холера, — крякнул Семеныч — у него, похоже, вся кровь в животе.
— Из печени кровит, — откликнулся Гоша, — снизу вверх канал.
Нож — вообще, одна из нелюбимейших мной вещей, в смысле, повреждающего агента, из–за которого человека берут на операционный стол. Не знаю, что уж там имел в виду Александр Васильевич Суворов, когда кричал своим бравым солдатам: «Пуля — дура, штык — молодец», но нож, вонзающийся в человеческое тело — точно не дурак!
Такое ощущение, что, едва преодолев тонкий барьер человеческой кожи, стальное лезвие начинает жить своей, злой жизнью: твердый клинок приобретает хищную гибкость, подобно змее или пиявке, начинает изгибаться, жадно рыскать во все стороны, и иногда — слепо, а иногда — ощутимо зряче ищет, а найдя — начинает нанизывать на свое узкое тело беззащитно нежные органы, часто находящиеся, казалось бы, совсем не на линии удара. Направленный нетвердой рукой пьяного хулигана, или слабым толчком обезумевшей от беспрерывных мужниных побоев какой–нибудь затюканной домохозяйки, он умело обходит ребро и пронзает легкое, затем, изгибаясь, поворачивает вниз, пересекает селезеночную вену, резко шарахается вправо, пробивая стенку желудка, ему уже не хватает собственной длинны, и тогда он «выпускает» из каких–то своих тайных недр тонкое жало, и, тыча им в разные стороны уже «на излете» достает–таки пару петель кишечника, после чего, удовлетворенно насытившись, покидает тело, на секунду приютившее его. Бывает, правда, но редко, и наоборот — уйдя в живот по рукоятку, и, наверное, точно так же изгибаясь, нож минует все жизненно важные органы, лишь слегка зацепив брыжейку, даже без серьезного кровотечения, так что хирурги, раскрыв живот, и приготовившись к многочасовой операции, удивленно крутят белыми намордниками: «Повезло парню!»
По пакостности с ножом, хотя и не по вредоносности может сравниться лишь обломок иголки в кисти — тонкий, ныряющий между многочисленными связками и мышцами даже от легких движений. Делаешь рентген — вот он, под самой, кажется, кожей, а начинают хирурги искать — один мат и вспотевший лоб, а кисть не живот, сильно не развернешь.
На экране монитора вместо цифры артериального давления выскочил знак вопроса — машина не могла уловить слабое биение пульса, необходимое для определения артериального давления, о чем честно нас предупреждала. А может? Я приложил пальцы к сонной артерии. Нет, бьется еще. Тем не менее, становилось ясно, что сердце парня, хоть и молодое, и здоровое, потеряет силы, сдается. Уже то, что пациенту проводилась искусственная вентиляция легких, являлось чувствительной нагрузкой для этого небольшого мышечного органа. Происходит это по тому, что когда человек делает вдох сам — в грудной клетке создается отрицательное давление, и воздух сам устремляется в расправляемые легкие. Вследствие этого же отрицательного давления облегчается приток крови к сердцу.
Когда же за человека «дышит» железный ящик, с помощью компрессора или электромотора запихивая в легкие воздух, согласно установленной программе, мы раздуваем легкие, как детские шарики. Соответственно в легких создается положительное давление, при неправильно подобранном режиме, особенно на наших аппаратах — что происходит с «передутым» шариком? Ну, и больное, или обескровленное сердце, естественно, тоже очень чувствительно к такой, в общем–то, антифизиологической процедуре.