Лермонтов и христианство

«Когда – то пламенных мечтателей кумир», – европейская цивилизация (к которой в настоящий исторический период совершенно справедливо относится весь западный мир) упорно клонится к могиле бесславной головою, что предвещал Лермонтов ещё в 1836 г. Через сто лет Олдос Хаксли весьма тонко раскроет механизм (именно так – механизм) духовного кризиса послевоенного западного общества. Очевидно, глядя в случившуюся уже историческую жизнь Запада и предощущая будущие духовные и человеческие жертвы, английский писатель в романе «Контрапункт» (1928) выдвигает «опасный», с точки зрения христианских ортодоксов разной масти, тезис: «Заставить людей следовать Христу – это значит заставлять их быть сверхлюдьми. А на практике это приводит к обратному результату: они становятся меньше, чем людьми». Но здесь, несколько меняя приоритеты и делая акцент на сужении духовных перспектив, Хаксли лишь продолжил развитие сюрреалистических идей, которые в кинематографе гениально развил Луис Бунюэль, а в живописи в наиболее законченной своей форме выразил тоже испанец Сальвадор Дали. Собственно, разложение шкалы традиционных ценностей шло полным ходом уже со второй половины XIX в. Пронизывая все сферы деятельности, внутренний развал особенно болезненно отразился на творчестве, всегда служившем для любого общества своего рода «лакмусовой бумажкой» или тестом на психическое здоровье. Став бесстыдно коммерческим, творчество, с одной стороны, обернулось в инструмент ритуальной урбанизации, с другой – в рупор тотального насаждении потребительского стиля жизни. Увязнув в искусстве и формах видеопродукции, «инструмент» этот, впрочем, иногда начинает бунтовать против идеологии потребления. Однако попытки самоочищения обречены на неудачу, поскольку реализуют себя в пределах матрицы, родственной инновационным технологиям. Об этом свидетельствует этически бесформенное «кино», затянувшийся в истории «театр абсурда» и всевозможные инсталляции, по законам абсурдного жанра называемые искусством.

Но вот незадача: то, что у Хаксли вызывало едкую иронию и теккереевский сарказм, казалось вполне благополучным… его современнику Владимиру Набокову[65]. Увлечения «эстетикой» циничного обмана, модернистской игрой между явью и болезненными фантазиями героя, выстраивали «набоковскую реальность», в которой, к примеру, казнь видится равноценным освобождением героя от обморочного «сна». Новые формы и стиль жизни «элитного» общества вполне адекватно отражают надолго ставшие современными реплики голливудских приживалок: «спишь, где попало…». Хотя к «звёздам» Голливуда это, пожалуй, относится в меньшей степени. Почивая отнюдь не где попало и вовсе не с кем попало, все они «засыпали» под «колыбельную» набирающей силу идеологии потребления. Равносильная духовному мору эта идеология аккуратно укладывала «спящих» в быстро стирающееся ложе коммерческой, а значит, бездуховной культуры.

Уже через поколение безоглядное «спаньё» выглядело как шалость взбалмошных детей. Поскольку последние, хоть и ощущали себя «цветами жизни», растущими «везде», но время от времени они всё же возвращались в свои родные пенаты и «палисадники». Очень скоро «полем» для развлечений стал весь цивилизованный мир, психологически и виртуально сжимающийся до пределов донельзя перемятой голливудской ночлежки. Теперь под барабанный «там-там» СМИ, несчётных «Набоковых» (конечно же, лишённых его таланта) и литературных брокеров «дивные миры» Хаксли смотрятся едва ли не респектабельным собранием добропорядочных джентльменов, духовно выхолощенных профессоров и их холодно-любознательных учеников. Именно этот мир – мир TV, кредитных карточек, инфляции и Интернета, населённый людьми «без веры, без надежд» – и впрямь стал «игралищем детей», живущих в виртуальном пространстве и тупеющих от него же. Тут Лермонтов как в воду глядел! Взрослея, но не меняясь в своих «первичных» качествах, в полный голос заявляет о себе поколение «вечно молодых» Недорослей, которых не без оснований нарекли Поколением Ноль. Обречённое на прожигание жизни в Сети, оно, ставя на кон в компьютерных программах своё настоящее, – безжалостно проигрывает человеческое будущее, которое видится всё более туманным, в то время как виртуальная реальность становится более привлекательной, нежели сама жизнь…

От «набоковской реальности» и её нынешнего суррогата вернёмся к Лермонтову.