Лермонтов и Москва. Над Москвой великой, златоглавою

Здесь я сделаю паузу в моем пересказе «Песни» Лермонтова и отмечу некоторые обстоятельства ее написания. Главное, что следует отметить, – это тот литературный факт, что поэма «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» написана поэтом в 1837 году. В январе этого года погиб Пушкин от раны, полученной на дуэли с царским кавалергардом французом Дантесом. Стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» разошлось тогда в тысячах списков по всей России, но главным местом, где стихи эти читались и переписывались, был, конечно, Петербург. Слишком свежей была эта трагедия, и все об этом только и говорили.

Лермонтов переносит действие своей поэмы в Москву и делает, казалось бы, невозможное. Он, уже «высочайше наказанный» царем за стихи на смерть Пушкина, пишет свою «Песню» и добивается ее публикации. В «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду» в № 18 от 30 апреля 1838 года на страницах 344–347 за подписью «– въ» «Песня» была напечатана. Цензура не разрешила выставить имя опального поэта, но поэма сразу же привлекла внимание критики. В.Г. Белинский отметил в журнале «Московский наблюдатель»: «Мы не знаем имени автора этой песни, но если это первый опыт молодого поэта, то не боимся попасть в лживые предсказатели, сказавши, что наша литература приобретает сильное и самобытное дарование».

Белинский же в статье «Стихотворения М. Лермонтова» объясняет, почему поэт обращается к далекой истории: «Здесь поэт от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое прошедшее, подслушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие и глубочайшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем существом своим, обвеялся его звуками, усвоил себе склад его старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую силу и широкий размет его чувства и, как будто современник этой эпохи, принял условия ее грубой и дикой общественности, со всеми их оттенками, как будто бы никогда и не знавал о других, – и вынес из нее вымышленную быль, которая достовернее всякой действительности, несомненнее всякой истории».

Думающая Москва, читая произведение Лермонтова о тех событиях, которые вполне могли случиться в ее истории, делала свои современные выводы.

В своих комментариях к «Песне» И.Л. Андроников излагает очень серьезное и глубокое наблюдение: «Хотя Лермонтов обратился к эпохе Грозного, произведение прозвучало как глубоко современное. Только что на дуэли с царским «опричником» погиб Пушкин, который вышел на поединок, чтобы защитить честь жены и свое благородное имя».

Третья, заключительная глава поэмы открывается роскошным рисунком утренней Москвы. Тому, кто хотя бы однажды встречал здесь рассвет с высоты, к примеру, Воробьевых гор и видел постепенно выступающие из тьмы здания древней русской столицы, ее золотые купола, по числу своему ныне приблизившиеся к лермонтовскому времени, тем внятна и понятна мелодия поэмы Лермонтова. Эту мелодию услышал и передал в музыке вступления к опере «Хованщина» композитор Модест Мусоргский. Вступление это так и называется «Рассвет на Москве-реке», а Мусоргский, как мы помним, учился, хотя и позднее Лермонтова, в той же Школе юнкеров. Бронзовые изваяния знаменитых выпускников по справедливости установлены один подле другого – на Лермонтовском проспекте, 54 в Петербурге, напротив здания школы.

Модест Мусоргский – офицер Преображенского полка

Вот слова этого подлинного гимна утренней Москве, торжественной песни гения, звучащей через века:

Над Москвой великой златоглавою,
Над стеной кремлевской белокаменной,
Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые разгоняючи,
Заря алая подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми,
Как красавица, глядя в зеркальце,
В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?..

Можно сопоставить события в поэме Лермонтова с жизненной трагедией Пушкина. Выше отмечена исключительная красота молодой купеческой жены Алены Дмитревны, затмевающей своей красой всех других прелестниц Москвы. Молодая жена Пушкина, Наталья Николаевна, как известно, тоже блистала красотой. Кирибеевич – лучший царский опричник, что не мешает ему говорить царю неправду. Дантес – кавалергард, то есть офицер привилегированного гвардейского полка, пользующегося особым покровительством царя. Иноземец, «на ловлю счастья и чинов заброшен к нам по воле рока». В особых случаях сам царь облекался в кавалергардский мундир. Пушкин пишет: «Государыня была вся в белом, с бирюзовым головным убором; государь – в кавалергардском мундире».