Лермонтов и Москва. Над Москвой великой, златоглавою

Пушкин предполагал написать биографию Ермолова и специально для того, чтобы увидеть своего героя, отправляясь в начале мая 1829 года на Кавказ, сделал 200 верст лишних и заехал в Орел. Вот как рассказывает Пушкин о встрече с Ермоловым в своем «Путешествии в Арзрум»: «Лицо круглое, огненные серые глаза, седые волосы дыбом. Голова тигра на геркулесовом торсе. Улыбка неприятная, потому что неестественна. Когда же он задумывается и хмурится, то он становится прекрасен. Он был в зеленом черкесском чекмене. На стенах кабинета висели шашки и кинжалы – памятники его владычества на Кавказе…»

В 1850-х годах с Ермоловым встречался в Москве князь В.М. Голицын. В его записках читаем: «Ермолов жил совершенным затворником и никогда почти не появлялся на глазах публики. Москва в нем ценила как героя Отечественной войны и Кавказа, так еще более жертву Петербурга и его высоких сфер, умышленно державших его в стороне от какой-либо активной роли. В то время рассказывали, что приезжавшие в Москву более или менее высокопоставленные военные чины считали долгом своим посетить Ермолова, но делали это потихоньку, украдкой, из опасения, чтобы «там» какнибудь об этом не узнали. Когда в последний год жизни Николая I, глубоко ненавидевшего Ермолова и его боявшегося, созвано было ополчение, Москва единодушно выбрала его начальником губернской дружины, подчеркнув демонстративный смысл этого избрания, но он отказался по старости лет».

Когда Лермонтов в январе 1841 года ехал с Кавказа в Петербург, он навестил Ермолова в Москве. В молодости Ермолов так же, как Лермонтов, учился в Московском университетском пансионе.

А в начале 1841 года поэт получил отпускной билет от своего кавказского начальства на два месяца и оказался в Москве. Лермонтов передал Ермолову частное письмо от генерала Павла Христофоровича Граббе (1789–1875), бывшего прежде адъютантом Ермолова. Именно генерал Граббе неоднократно представлял Лермонтова к наградам за храбрость и к обратному переводу в гвардию. Узнав о гибели поэта, он отметил в одном из своих писем: «Несчастная судьба нас, русских. Только явится между нами человек с талантом – десять пошляков преследуют его до смерти». Ко времени приезда в Москву в 1841 году Лермонтов не однажды упомянул имя А.П. Ермолова в своих сочинениях, в том числе в «Герое нашего времени» и в стихотворении «Валерик» (1840):

Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили…

Уже после встречи с Ермоловым Лермонтов напишет в апреле 1841 года стихотворение «Спор», где одушевленные его гением кавказские горы ведут между собой разговор, в котором вновь появляется образ полководца Ермолова:

И, испытанный трудами
Бури боевой,
Их ведет, грозя очами,
Генерал седой.

Упоминать имя опального с 1827 года генерала Ермолова было в определенной степени вызовом правительству.

Военно-Грузинская дорога близ Мцхета. Картина М.Ю. Лермонтова

В самом начале «Героя нашего времени» Максим Максимыч говорит о Ермолове, да еще при этом «приосанивается»: «Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче, – отвечал он, приосанившись. – Когда он приехал на Линию, я был подпоручиком, – прибавил он, – и при нем получил два чина…» В очерке «Кавказец» (1840) вновь звучит имя Ермолова: «…бурка его тога, он в нее драпируется; дождь льет за воротник, ветер ее раздувает – ничего! Бурка, прославленная Пушкиным, Марлинским и портретом Ермолова, не сходит с его плеча…» Не исключено, что стихотворение Лермонтова «Великий муж! Здесь нет награды» (1836) обращено к Ермолову:

Великий муж! Здесь нет награды,
Достойной доблести твоей!
Ее на небе сыщут взгляды
И не найдут среди людей.

Но беспристрастное преданье

Твой славный подвиг сохранит,
И, услыхав твое названье,
Твой сын душою закипит.

Свершит блистательную тризну

Потомок поздний над тобой
И с непритворною слезой
Промолвит: «Он любил отчизну!»

Вероятно, о Ермолове говорит Лермонтов и в начале поэмы «Мцыри»:

Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал…

Алексей Петрович Ермолов знал произведения Лермонтова и высоко оценивал его дарование. Получив весть о гибели поэта, с глубочайшим негодованием сказал: «Уж я бы не спустил этому NN <Мартынову>. Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать да, вынувши часы, считать, чрез сколько времени посланного не будет в живых… Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься!»

Усадьба Никольское-Урюпино. Фото В. Вельской