Лермонтов. Тоска небывалой весны

Мария Александровна тоже приняла участие в Лермонтове: «Я не знаю, но думаю все же, что вы действовали с излишней стремительностью, и, если я не ошибаюсь, это решение должно было быть вам внушено Алексеем Столыпиным, не правда ли?.. Ну вот, вы, так сказать, брошены судьбой на путь, который даст вам возможность отличиться и сделаться когда-нибудь знаменитым воином. Это не может помешать вам заниматься поэзией: одно другому не мешает, напротив, вы только станете еще более любезным военным».

И давала совет: «Остерегайтесь слишком быстрого сближения с вашими товарищами, сначала узнайте их хорошо. У вас добрый характер, и с вашим любящим сердцем вы можете быть быстро покоренным; особенно избегайте ту молодежь, которая бравирует всякими выходками и ставит себе в заслугу глупое фанфаронство. Умный человек должен быть выше всех этих мелочей… Если вы будете продолжать писать, не делайте этого никогда в школе и не показывайте ничего вашим товарищам, потому что иногда самая невинная вещь доставляет нам гибель… Мужайтесь, мой дорогой, мужайтесь! не позволяйте разочарованию сломить вас, не отчаивайтесь, верьте мне, что все будет хорошо».

Лермонтов тотчас ответил ей: «Как раз сейчас начинаю рисовать кое-что для вас, и, может быть, пошлю вам рисунок с этим же письмом. Знаете, дорогой друг, каким образом я вам буду его писать – по временам; одно письмо иногда будет длиться несколько дней. Ефидет ли мне в голову мысль, я ее запишу, запечатлеется ли в моем уме что-нибудь замечательное – сообщу вам. Довольны ли вы этим? Вот уж несколько недель мы в разлуке и может быть на очень долгое время, потому что я не вижу ничего достаточно утешительного в будущем, а между тем я все тот же, вопреки лукавым предположениям кое-каких лиц, имени которых не скажу. – И, наконец, вы можете себе представить, я был на седьмом небе при встрече с Натальей Алексеевной (сестрой бабушки. – Н. Б.), потому что она явилась из наших мест; ибо Москва есть и всегда будет моя родина, – я в ней родился, в ней много страдал, в ней был чрезмерно счастлив. Лучше бы этих трех вещей не было… но что делать! Вот стихи, которые я написал на берегу моря:

Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?

Играют волны, ветер свищет,

И мачта гнется и скрипит;
У вы! – он счастия не ищет,
И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой:
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Прощайте же, прощайте! Я не совсем здоров. Счастливый сон, божественный сон испортил мне весь день… Не могу ни говорить, ни читать, ни писать. – Удивительная вещь – сны! – изнанка жизни, которая подчас приятнее действительности! Я ведь не разделяю мнения тех, кто говорит, будто жизнь только сон; я очень сильно чувствую ее реальность, ее завлекающую пустоту! Я никогда не сумею отрешиться от нее в такой степени, чтобы добровольно презирать ее; потому что жизнь моя – это я сам, говорящий вам и тот, который через мгновение может превратиться в ничто, в одно имя, т. е. – опять-таки в ничто. – Бог знает, будет ли существовать мое «я» после смерти. Ужасно думать, что может настать день, когда я не буду в состоянии сказать: «я»! – Если это так, то мир – только комок грязи. Прощайте, не забудьте напомнить обо мне своему брату и сестрам.

Р. S. Я очень хотел бы задать вам один вопрос, но перо отказывается его написать. Если угадываете, хорошо, я буду рад, если же нет, то значит, если бы я даже задал этот вопрос, вы бы не сумели на него ответить. Этот вопрос такого рода, о котором вы, быть может, даже не догадываетесь!»

Вопрос, конечно же, был о Вареньке. «Парус» отправлен – ей! Стремление в Москву – к ней! Сон – о ней! Обещание писать все, что будет с ним происходить – ей!

Мария Александровна обо всем догадалась.

«Поверьте, я не утратила способности вас понимать, но что же вам сказать? Она хорошо себя чувствует, выглядит довольно веселой, вообще же ее жизнь так однообразна, что многого о ней не скажешь: сегодня, как вчера. Я полагаю, что вы не огорчитесь, узнав, что она ведет такой образ жизни – ведь это охраняет ее от всякого искушения; что же касается меня, я пожелала бы ей немного рассеяться; как это можно, чтобы молодая особа слонялась из комнаты в комнату, к чему приведет такая жизнь? Только к тому, чтоб стать ничтожным созданием.

Ну что? разгадала ли я вас, этого ли удовольствия вы от меня ждали?»