Лермонтов. Тоска небывалой весны

От дачи Мордвиновых до Петергофа было двадцать верст, и Михаил, страстно желая увидеть море, упросил бабушку съездить туда. В Петергофе, у Монплезира, лодочники предлагали морскую прогулку. Лермонтов не преминул воспользоваться. Плывя на лодке среди морского простора, он был разочарован: совсем не таким жаждал он видеть море; не было волн с пенными гребнями, не было ничего рокового, о чем читал он у Пушкина. Но здесь рождался его «Парус» – исповедь.

В Петербурге Елизавета Алексеевна наняла квартиру у Синего моста. По чистой случайности там же находилась юнкерская школа. Квартира была превосходной, однако душа Михаила к ней не лежала, как не лежала и к Петербургу.

Он признавался в письме к московской знакомой: «… одну добрую вещь скажу вам: наконец я догадался, что не гожусь для общества, и теперь больше, чем когда-нибудь; вчера я был в одном доме NN, где, просидев 4 часа, не сказал ни одного путного слова; – у меня нет ключа от их умов – быть может, слава богу! Странная вещь! только месяц тому назад я писал:

Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?

И пришла буря, и прошла буря; и океан замерз, но замерз с поднятыми волнами; храня театральный вид движения и беспокойства, но, в самом деле, мертвее, чем когда-нибудь… Дорогой я еще был туда-сюда; приехавши не гожусь ни на что; право мне необходимо путешествовать – я цыган».

В следующем письме к той же знакомой, Лермонтов сетовал на свое окружение: «Все люди такая тоска, хоть бы черти для смеха попадались».

Он подал прошение в Петербургский университет о зачислении его на второй курс. Увы, ему отказали зачесть учебу в Москве, а ко всему – с этого года срок обучения в университетах увеличивался до четырех лет. Лермонтов был взбешен! Третий раз повторять первый курс? Потом еще целых три года корпеть над учебниками? Ну а потом? Выучиться, чтобы всю жизнь просидеть за чужими бумагами.

По совету Алексея Григорьевича Столыпина, который служил в лейб-гвардии Гусарском полку, Лермонтов подал прошение в юнкерскую школу (Школа гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров). Друзья по Москве, Поливанов и Шубин, прибыв в Петербург, тоже подали в Школу прошения, и, кроме них, близкий родственник Лермонтова Николай Юрьев, проведший детство в Тарханах. Все складывалось отлично! Только Елизавета Алексеевна не могла опомниться от такого поступка внука; всегда говорила: «Пусть будет хоть кем, только не военным!»

Начались уговоры родни не расстраивать бабушку, не губить ей здоровье. Он не поддался. Арсеньева слегла. Лермонтов сел за письмо к Марии Лопухиной:

«Пишу вам в очень тревожную минуту, так как бабушка тяжело заболела и уже два дня как в постели. Получив ваше второе письмо, я нахожу в нем теперь утешение. Назвать вам всех, у кого я бываю? У самого себя: вот у кого я бываю с наибольшим удовольствием. Как только я приехал, я посещал – и признаюсь, довольно часто – родственников, с которыми я должен был познакомиться, но, в конце концов, я убедился, что мой лучший родственник – я сам; я видел образчики здешнего общества: дам очень любезных, кавалеров очень воспитанных – все вместе они на меня производят впечатление французского сада, и не просторного и не сложного, но в котором можно заблудиться в первый же раз, так как хозяйские ножницы уничтожили всякое различие между деревьями.

Прощайте… не могу больше писать, голова кружится от глупостей; думаю, что по той же причине кружится и земля вот уже 7000 лет, если Моисей не солгал».

Лермонтов не назвал причину болезни бабушки и ничего не сказал о своем решении стать военным, но Москву уже облетела весть о его «безрассудном поступке». От кузины к кузине из Петербурга в Москву шли торопливые письма. Неблагодарного внука Арсеньевой осуждали, бабушку все жалели.

Как положено, была пущена сплетня о том, что при подаче прошения в Петербургский университет Лермонтов вел себя вызывающе, и его выгнали.

Саша Верещагина попрекала его: «Аннет Столыпина пишет П, что вы имели неприятность в университете и что тетка моя (то есть бабушка Лермонтова. – Н. Б.) от этого захворала; ради Бога напишите мне, что это значит? У нас все делают из мухи слона, – ради Бога успокойте меня! К несчастию, я вас знаю слишком хорошо, чтобы быть спокойною. Я знаю, что вы способны резаться с первым встречным из-за первого вздора. Фи, стыд какой!.. С таким дурным характером вы никогда не будете счастливы».

Дурной характер был как раз у нее, у Саши. Странно, что за всю жизнь Лермонтов не распознал в Варещагиной иезуитских склонностей.

Михаил еще не умел с презрением относиться к сплетням, и, оправдываясь перед кузиной, написал ей все, как было. Написал и Алексею Лопухину, делясь сомнениями: сумеет ли в юнкерской школе продолжать свои сочинения, будет ли время на то? Алексей успокоил его: для любимого дела всегда выберешь время. Похвалил Михаила за правильный выбор: «С таким живым характером, как у тебя, ты быстро соскучишься в статской службе».