Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников.

Внезапный, даже неприличный его налет на наш дом, в 7 часу вечера, вслед за тою первой пятницей, заставил наших покровителей отдать приказание отказывать ему во всякое время дня, и наши слуги отлично выполнили возложенное поручение. Два-три откровенных: «Вас не приказано принимать» окончательно вразумили г. Лермонтова, что автор анонимного письма узнан и оценен по заслугам.

Е. А. Ладыженская.С. 346

Месяц не выезжала она, все дяди и тетки вооружились против нее, она выходила только в церковь, которая против их дома, но и там столько плакала, что священник несколько раз подходил спрашивать ее о причине.

Е. А. Ган. С. 751

Через два-три дня мы были, как обыкновенно по пятницам, у Л. Считаясь в родстве, Лермонтов постоянно бывал у них. Екатерине Александровне внушали изъявить презрение дерзкому шалуну, танцевать же с ним положительно запретили. Она была заметно расстроена и все искала случая перемолвиться с Лермонтовым, державшим себя, как ни в чем ни бывало. Он и поклонился развязно и подсел к ней с величайшей непринужденностью, но дядя Н. В. Сушков, не скрывая строгого неодобрения в лице и в глазах, с явно пренебрежительным видом то отводил его от племянницы, то не допускал к ней приблизиться. Лермонтову не возбранялся этим путь к честному прямому объяснению своих честных намерений, если б они у него были, а только доказывалось ему, что Ек. Ал. не беззащитна, что настал час прекратить затеянную над ней игру, — не то шутка может кончиться совсем не шуткой.

Е. А. Ладыженская.С. 346—347

...Мы, полагаем, вправе сделать вывод, что оба друга (Лермонтов и Лопухин), заметив слабую струнку Екатерины Александровны, подшутили над ней, с той разницей, что Лермонтов пошел дальше своего друга и не только отомстил м-лле Сушковой, но и воспользовался ее опрометчивостью для того, чтобы скомпрометировав ее, заставить в обществе заговорить о себе и приобрести славу опасного Дон-Жуана. В то время этого добивалась вся золотая молодежь — это было в моде.

П. А. Висковатов. С. 195

С наступлением великого поста он чуть ли не совсем исчез с нашего горизонта. Тем и кончился роман, которому в моих редких обращениях к нему на него и на давнее прошлое, я придавала, по крайней мере, более продолжительности, а он длился всего один месяц.

Е. А. Ладыженская.С. 347

До того ничтожно было общество петербургских гостиных, лишенное всякого серьезного интереса, что эпизод с m-lle Сушковой действительно обратил внимание на молодого гусарского офицера.

П. А. Висковатов. С. 198

Тут началась для меня самая грустная, самая пустая жизнь, мне некого было ждать, не приедет он больше к нам, надежда на будущее становилась все бледнее и неяснее. Мне казалось невероятным и невозможным жить и не видеть его, и давно ли еще мы так часто бывали вместе, просиживали вдвоем длинные вечера; уедет, бывало, и мне останется отрадой припоминать всякое движение его руки, значение улыбки, выражение глаз, повторять всякое его слово, обдумывать его. Провожу, бывало, его и с нетерпением возвращаюсь в комнату, сажусь на то место, на котором он сидел, с упоением допиваю неоконченную им чашку чаю, перецелую, что он держал в руках своих — и все это я делала с каким-то упоением.

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 343

Е. А. Хвостова (Сушкова) говорит здесь со всей увлекательностью жертвы увлечения, рассказывает, между прочим, о личных отношениях к ней поэта. Рассказ этот ведет блистательно, со знанием дела, но не отличается искренностью. Все эти странные звучные аккорды воспринятой ею на себя восторженной страсти, вся эта мелодичная песнь любви, вся эта трогательная задушевная исповедь разбитого сердца покрывается высокой нотой оскорбленного самолюбия и звучит упреком поэту в глубоком нравственном растлении и в холодном, эгоистическом бездушии. Такая глубокая, всеобъемлющая страсть, которую рисует нам Е. А. Сушкова-Хвостова, едва ли могла вспыхнуть у нее в сердце после многих лет холодных светских отношений к поэту. Это не более как блестящий обман себя, мираж пылкого воображения.

П. К. Мартьянов². С. 581

С Е. А. Лермонтов поступил эгоистически и кокетливо. Так, неравнодушная к нему, она, втайне от родных, связала к его именинам кошелек (из белого и голубого шелку — любимые цвета Лермонтова), который отправила ему инкогнито. Лермонтов не мог не догадаться, от кого был этот подарок. В тот же вечер он играл в карты с дамами, и одна из них заметила ему, что он очень дорожит приношением поздравительницы. «Я дорожу?! — воскликнул Лермонтов. Нисколько! и в доказательство ставлю его на карту...» Названный подарок был проигран одной из собеседниц. Спустя несколько времени эта особа, в присутствии Е. А. и ея родных, доставала из этого кошелька деньги: Е. А. была удивлена и раздосадована.

М. И. Семевский.С. 346