Не теряя времени на лишние размышления, Лас резко распахнул глаза и, изогнувшись, засветил обеими ногами «неизвестному» сбоку в челюсть, частично прикрытую надвинутой на лицо шапкой. Раздалось сдавленное мычание; «неизвестный», вскинув руки (из одной разжавшейся ладони выпал мачет — вот что там блеснуло), отлетел в сторону и врезался головой в дерево, снова что-то неразборчиво промычав.
Лас приподнялся со своего спального места, прополз немного, взял выпавший мачет нападавшего и воткнул его по рукоять в землю, после чего наступил на то, что выпирало вверх, ногой, вдавив в грунт почти целиком. Затем повернулся к поверженному противнику, который, пошатываясь, поднимался на ноги.
С головы нападавшего слетела шапка, так что Лас кое-как смог разглядеть его лицо — и, не удивившись, вздохнул.
Это был Квильд. Сейчас он держался рукой за разбитую челюсть и что-то сплёвывал: то ли кровь, то ли выбитые зубы.
— Ты!.. — без всякого выражения прошептал Лас, вставая в полный рост. — Зачем? Только потому, что я вечером не дал тебе меня обидеть?
— Пошёл ты!.. — донеслось от Квильда и прозвучало почти неотличимо от шелеста листьев под ветром.
— Ладно, неважно… Слушай, ты же сейчас на страже стоишь? Будем считать, — Лас позволил себе снисходительную усмешку, — что ты меня таким способом разбудил. Если сейчас сторожил ты, значит, осталась всего одна смена — моя… Ложись спать; оружие верну утром. И отвали от меня, понятно?
Не дожидаясь ответа, Лас пошёл караулить, по дороге к «периметру лагеря» окончательно втоптав мачет Квильда в землю.
Отличная выдалась ночка, просто отличная.
Теперь-то Лас понял, что именно хотел ему сказать велк Зор вечером в десятый день лета: «Не доверяй никому, если хочешь выжить». «Стану и Квильду — в особенности», — подумал подсталкр, начиная обход «лагеря».
4. У Края леса
В следующие дней десять или двенадцать ничего серьёзного не происходило — как в отряде, так и в деревне.
Лас больше не подвергался атакам со стороны спутников, подсталкры по-прежнему мало общались, велки изо всех сил делали вид, будто их всё устраивает. Но вопросы с личными отношениями оставались пока нерешёнными, так что все были насторожены и готовы к неожиданному нападению — или, наоборот, к спланированной схватке.
Ксюня и Лина старались не видеться друг с другом; их прежняя дружба умерла окончательно. Обе они понимали, что конец их вражде может положить лишь какое-то очень значительное событие (какое — они не имели понятия) либо, и это было более вероятно, они будут ненавидеть друг друга всю оставшуюся жизнь. Как бы там ни было, между сталочками противоречия также устранены пока не были.
Старику тоже было несладко. Мало того, что его не любила собственная праправнучка, так ещё на горизонте маячило возможное исключение из Совета велков, а значит — лишение всех привилегий, в том числе и возможности принимать участие в управлении деревней, и переход на положение иждивенца, что в деревне очень не приветствовалось, так как все — ну, исключая, пожалуй, совсем маленьких детей, — должны были отрабатывать свой кусок хлеба. Так что проблем у Старика было достаточно; и в ближайшее время ему следовало наладить отношения с Ксюней и укрепить своё положение в Совете, и он хотел это сделать, по возможности отомстив всем своим противникам, главными из которых считал велка Зора и Ласа.
В остальном пока разлада не наблюдалось. И дай Первосталк, чтобы так продолжалось и дальше…
Несмотря на время года, солнце теперь не поднималось так высоко над горизонтом, как в деревне: в полдень ненадолго показывалось над лесом, а в остальное время от рассвета до заката скромно светило между стволами деревьев. Небо постепенно перестало радовать глаз зелёными, лиловатыми да оранжевыми оттенками. Оно словно выцвело, превратившись в скучную светло-голубую крышу с редкими белыми дырами облаков. Но дни, наоборот, становились не короче, а длиннее, что начинало мешать высыпаться по ночам, но радовало подсталкров тем, что смены в карауле понемногу укорачивались.
Хоть настрой отряда давно переключился с боевого на какой-то загашенный, участники похода понемногу начали преодолевать ту стену молчания, которая стояла между ними в первые дни после выхода из деревни. Правда, общение состояло в основном из ругательств и язвительных замечаний, но всё-таки это было хотя бы что-то. Надежда на мирное медленное урегулирование существовала, но оправдается ли она, было неизвестно. Подсталкры — как и раньше: Лас против Квильда и Стан против всех остальных — всё ещё ненавидели друг друга, так что была и возможность продолжения «боевых действий». И пока этот вариант был более вероятен.