Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

— Диссоциальное расстройство личности, так это называется, кажется.

— Это называется «я просто хотел, чтобы они заткнулись и оставили меня в покое», — сквозь зубы прошипел Чондэ, наблюдая, как тлеет в пальцах сигарета, — меня выворачивало от отвращения к этим ублюдкам, которых хлебом не корми, дай в кого-нибудь бросить камень, чтобы утвердить собственное превосходство.

— Такие были времена, что поделать, — развел руками Минсок.

— Они и сейчас такие же. Не во времени дело, а в людях. В человеческой натуре. Она не меняется, сколько бы времени не прошло. Потому я и не был рад своему возвращению.

— Разве кто-то заставляет тебя быть таким же как они? — Минсок щелкнул пальцами, и рядом с ножкой стула Чондэ появилась пепельница ровно в тот момент, когда с сигареты на пол полетел пепел. — Не будь зверем, будь человеком.

— Быть человеком? — Чондэ усмехнулся и удобнее устроился в кресле. — Подкладывать детям в конфеты лезвия, совать петарды собакам в пасть, унижать окружающих, насиловать и убивать собственного удовольствия ради — вот что значит быть человеком. И раз так, я предпочту быть животным. Они как-то дружелюбнее, что ли.

— И что же? — Минсок провел пальцами по плетеному подлокотнику кресла. — Сложно быть человеком?

— Невероятно, — отстраненно отозвался Чондэ, вдумчиво делая новую затяжку. Он наслаждался каждым мгновением, которое пролегло между его вдохом и выдохом. Каждой клеточкой ощущал едкий дым в своем теле, по-настоящему ощущал, а не как раньше. И это было потрясающе.

Оба замолчали. Минсок безмолвно смотрел на город, погруженный в свои мысли. Он не был любителем длинных философских бесед. Ему было что сказать, просто отчего-то не всегда хотелось. А Чондэ просто не хотел продолжать эту тему. Она была не очень приятной для него и быстро исчерпала себя. Даже сейчас, спустя столько лет, детские шрамы все еще были очень ощутимы, особенно если их касаться. Так что он просто неспешно выпивал, докуривал свою сигарету, и пытался влиться в человеческую жизнь, да все как-то мимо выходило.

— Это и вправду очень утомительно, — вдруг подал голос Минсок, — все это. Так хочется снять с себя все полномочия и оказаться на необитаемом острове, чтоб ни единой души поблизости не было. Сидеть целыми днями на берегу, потягивать какой-нибудь фруктовый коктейль и созерцать как плещутся волны бесконечного океана.

— Звучит весьма поэтично и… одиноко, — Чондэ повернул голову, чтобы увидеть лицо брата в этот момент. Хотелось знать, какие эмоции отразились на его лице, когда он произнес это. Но оно было как всегда непроницаемым, застывшим, словно кадр из фильма, поставленного на паузу, и только в глазах плескалась бесконечная усталость.

— Я просто устал. На самом деле устал, особенно от вас, ребята. И от собственных безрезультатных попыток разыграть карты так, чтобы всем было хорошо, и все были счастливы. Потому что…

Он на секунду замолчал, опуская голову, и начал разглядывать свои белые носки, пробивающиеся двумя яркими пятнами сквозь темноту ночи.

— Иногда мне кажется, что вы сами просто не хотите быть счастливыми, даже когда у вас есть для этого все шансы. И вместо того, чтобы пойти по простому пути к хэппи энду, вы только все усложняете. Большинство ваших трагедий придуманы вами же, и вы гнетесь под их иллюзорной тяжестью, страдаете от кошмаров, которые сами же себе и выдумали. Не глупо ли? Зачем я трачу столько сил, нянчусь с вами как с детьми, веду к счастливому концу, если, стоит мне отвернуться от вас на секунду, отпустить руку, и вы тут же разворачиваете свои ноги и бежите прямиком в стену? Хватит с меня этой Санта-Барбары. Давайте-ка вы дальше сами. С синяками и разбитыми коленями, но сами.

Чондэ сделал большой глоток и поморщился. Горячительный напиток обжог горло, оседая неприятным терпким послевкусием. Забытая сигарета почти истлела до самого фильтра. Подул северный ветер. Внизу прожужжала двигателем машина, проскребая с мягким шуршанием шинами по асфальту, залаяла на нее соседская собака, которую вывели погулять. В окне напротив погас свет. Все разом смолкло, и вновь воцарилась ночная тишина. Лишь вдалеке слышалось урчание города, отдаваясь эхом по дворам.

— Наверно, все кажется таким пустяком, когда каждый день видишь чью-то смерть. Когда сам являешься ее воплощением.

— Не в смерти дело, Чондэ. Ты сталкивался с ней много раз, но так и не сделал никаких выводов, не переосмыслил жизнь, не поработал над ошибками. Дело только в тебе и твоей любви все усложнять. И это так по-человечески, если честно. Ты гораздо больше человек, чем тебе хочется в это верить.