Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Так и жили. Лухан иногда украдкой бросал на Минсока взгляд и по привычке ждал, что однажды наступит день, когда случится чудо, и холодное сердце Кима растает. Тяжелая рука снова опустится Лухану на голову, и мягким шепотом будут сказаны слова, которые хотелось услышать больше всего. Только все было по-старому, даже несмотря на то, что на мгновение появилась малюсенькая надежда на то, что что-то изменилось в их отношениях и они стали ближе.

Да и черт бы с ним. Вечно же страдать по этому поводу было нельзя. Гоняться за чужим признанием – самое бессмысленное, что можно было себе придумать, чтобы занять досуг. Однако по какой-то причине, сейчас, сидя в кресле, посреди рабочей недели, он чувствовал в груди сосущую пустоту. Огромную зияющую дыру, которая болью отдавалась во всем теле.

И нет, вовсе не из-за Минсока, который сдержанно, но властно сжимал запястье. Лухан этого даже не ощущал, не придавал этому значения, ведь была вещь, которая затмевала собой все. Ким Чондэ.

Лухан смотрел на его мягкую улыбку и теплый взгляд, с которым тот гладил Исина по руке, что-то успокаивающе шепча, и явственно осознавал, что это любовь. Очень трепетная и нежная, всепоглощающая. И если это не она, тогда что это, черт возьми? Все это было так по-голливудски приторно-сладко, как будто тебе дают тазик с осколками собственного сердца, присыпанных сахаром и политых сиропом, и заставляют есть, пока не стошнит.

У Лухана немели пальцы от этого. Он по-человечески и совсем не по-доброму завидовал Исину, и даже в глубине души почему-то начинал его ненавидеть, хотя раньше любил и уважал. Просто сейчас Исин казался таким капризным и неблагодарным, что не заслужил всего этого. Лухан заслужил. Дайте ему. Он тоже счастья хочет. И он честно клянется, что не будет капризничать, не будет жаловаться, лишь бы на него вот так же смотрели, лишь бы его руку так же нежно гладили. И плевал он на все остальное.

Улыбка Чондэ отдавалась эхом боли в пустоте груди. От нее Лухану становилось страшно, ведь она превращала его в плохого человека, каким он быть вовсе не хотел. Ни зависти, ни ревности к чужому счастью ему не надо. Ему бы своего. Личного. Только хотелось бы, чтобы с Чондэ.

Минсок, по-барски откинувшись в кресле, подпирал рукой подбородок, изредка касаясь пальцами губ, и задумчиво разглядывал Лухана. Чудилось ему что-то нездоровое в этом отстраненном взгляде, устремленном на Чондэ. И отзывалось предчувствие жгучей ревностью и обидой.

Минсоку не хотелось драться за своего брата, бить себя кулаками в грудь и кричать, что только его любовь истинная. Если она такая, то не нужно это доказывать. Только обидно было, что за свое терпение и любовь Минсок не получал заслуженной отдачи. Несмотря на то, что Чондэ изменился с давних времен, стал чуть сентиментальнее и благодарнее, он все равно воспринимал это как нечто должное. Привык, что все вокруг него бегают и его любят, и считал, что заслужил это своим драматизмом и самоуничтожением в прошлом.

Из-за воцарившегося слишком долгого молчания, продолжать тему переезда всем как-то перехотелось, впрочем, как и начинать новую. Каждый занялся своим делом. Чондэ что-то негромко пытался втолковать Исину, который порывисто отмахивался руками, раздраженно поджимал губы и опускал взгляд в пол. Лухан просто за этим наблюдал, погруженный в свои мысли. Минсок тоже был занят собой. И могли они сидеть так сколько угодно, каждый собой поглощенный, если бы Лухан не пришел в себя.

Он повернулся к Минсоку, с опозданием переводя на него взгляд с Чондэ, и долго смотрел немигающим взглядом, будто еще не вернулся на бренную землю из глубин своего сознания. Минсок пронзительно и немного дерзко смотрел в глаза Лухана, ожидая, когда тот придет в себя и разорвет зрительный контакт. Они редко смотрели друг другу в глаза. Обычно скользили взглядом мимо, куда-то в сторону или вниз. Лухан не мог выдержать долгого зрительного контакта. Холодный и острый, как лезвие бритвы, взгляд Минсока не давал даже шанса. Сразу появлялось ощущение, что ступил на территорию зверя. Еще хоть один неверный шаг, и острые клыки вцепятся в горло. Сейчас было ровно то же самое, только Лухан был слишком далеко, чтобы это заметить.

Уголки губ Минсока дрогнули, слабый отблеск улыбки коснулся его губ. Это был не столько азарт, сколько предвкушение момента, когда Лухан придет в себя и поймет, что смотрит Минсоку в глаза. И лицо его в этот момент очень хотелось увидеть. Растерянность, смущение, может быть немного испуг отразится на нем, а затем Лухан опустит взгляд. Так должно было это быть, но система дала сбой.

Взгляд Лухана постепенно становился осмысленным, но будто что-то стерло в нем базовые настройки. Он смотрел Минсоку в глаза точно так же, как смотрел любому другому, и не испытывал дискомфорта. И от этого Минсок почему-то немного растерялся. Сдал позиции, потому что его безграничная власть ослабла, пошатнулась.

— Так ты не дашь им съехаться? — негромко произнес Лухан, вбивая, как кол в землю, Минсока в ступор. — Почему?