Чондэ было сложно социализироваться. Да и как это может быть легко? Сложно вести беседы и косить под парня, когда ты сидишь в окружении людей, семьи которых поколения три спать укладывал. Иногда Чондэ даже Исина не понимал. Они представители разных поколений, разных эпох. Очевидно, что это сказывалось на их отношениях. Иногда Чондэ с отвращением понимал, что он тот самый папик, который крутит с молоденькими девочками. С этим было трудно жить. Как и с многим другим. Любовь любовью, но это же просто ни в какие ворота. Нельзя осуждать Ланистеров за инцест, а потом идти и трахать своего некогда брата, парня, которого ты как своего ребенка вырастил. Ох, тяжелые времена.
— Значит, все ты помнишь, но забыл любишь меня или нет? — ахнул Исин.
— Конечно люблю!
— Неужели вспомнил? — саркастично вскинул бровь молодой человек.
— Догадался, — буркнул Чондэ себе под нос.
Исин поджал губы. Хотелось возмутиться, но обнять Чондэ хотелось больше. Хотя он прекрасно понимал, что Чондэ этому будет не очень рад. Проявления на людях своих чувств он не то что не терпел, просто не любил. Считал это бесполезной показухой. Странно, да? Слышать такое от человека, который пару раз драматично умер ради шоу. Исин как бы не настаивал, он тоже такое не очень любил. Не столько даже, что как-то неприлично взять и начать на улице сосаться, а просто потому, что делать всех случайных прохожих свидетелями их интима не очень хотелось.
— Ладно, — устало вздохнул Чондэ.
Он видел в глазах Исина этот блеск из серии «я очень сильно хочу сделать то, что он, очевидно, не одобрит, но это обязательно понравится мне». Разве можно было этому сопротивляться? Можно было лишь поддаться.
Чондэ поджал губы и, обхватив Исина за пояс, повел в сторону служебного помещения. Исин перебирал ногами очень неохотно, да и в целом не понимал, зачем его куда-то ведут, но все равно шел, хоть это и требовало у Чондэ определенных усилий.
— Давай, Син, — напряженно проговорил он, — раньше начнешь – раньше закончишь. Мы можем так хоть вечность прощаться, но оно тебе надо? Чем дольше ты тянешь, тем очевиднее становится, что ты работать хочешь не больше меня…
— Имею право! — возмутился Исин.
— Я тоже! — вскрикнул в ответ Чондэ. — Если бы хоть где-то учлись все те годы, что я отработал, я бы мог в свои земные 24 года выйти на пенсию, которая была бы у меня мильён до неба.
— Но это нигде не учитывается, — прищурившись, произнес Исин.
— Именно! Но я свое отработал, поработай и ты…
— У вас вся семья каких-то стрелочников? Минсок перекладывает работу на тебя, ты на меня… Кто-нибудь из вас работать собирается?
— Ты, — коротко отозвался Чондэ.
— Я? — ахнул Исин, прижимая руки к груди.
— Иди! — молодой человек театрально толкнул Чжана в сторону служебного помещения, на прощание посылая воздушный поцелуй. — Я люблю тебя!
Чондэ, замерший на одной ноге в позе ласточки, резко выпрямился по струнке, вскидывая руки вверх, и, выдержав паузу, начал выдавать балетные па, тянуть носочек, насколько это позволяла его обувь и в изящном вращении двигаться в сторону выхода.
— А эти пируэты так уж обязательны? — скептически спросил Исин, облокачиваясь на стойку.
Он спокойно, насколько мог, наблюдал за балетом и в очередной раз задавал себе вопрос о том, так ли он уверен, что любит Чондэ и если любит, то за что? Ну не может человек, который жалуется на то, что стар, просто супер-стар, выделывать тут гран батманы с абсолютно серьезным лицом.
— Уходить нужно красиво, — гордо вскинув голову, заявил Чондэ.
— Так ты уходишь? — уточнил Исин, наблюдая, как неумолимо молодой человек движется к выходу. Ответ был очевиден, но ждать логики от человека, который вдруг решил станцевать «Лебединое озеро», не стоило.
Чондэ остановился у самых дверей, ставя ноги в третью позицию, опустил руки, словно делая взмахи крыльев, и повернул голову чуть в бок. Так он простоял несколько долгих секунд, чтобы выдержать мхатовскую паузу, после чего снова вскинул голову, немного высокомерно, как некоторые прима-балерины могут, с чувством собственного достоинства и отвращения к окружающим их невежественным необразованным чурбанам, ничего не понимающим в искусстве.
— Да! — бросил Чондэ неожиданно и, резко дернув на себя дверь, ланью выпрыгнул на улицу, тут же теряясь в толпе прохожих.
— Мда, — только и смог выдать Исин, невидящим взглядом глядя на дверь, за которой только что исчез Ким Чондэ.
«Мда» в данном контексте было эмоцией. Просто Исин был настолько в ступоре, что выразить ее не смог и пришлось произнести. Казалось бы, после всего мало что могло его удивить и любая, даже самая сумасшедшая выходка воспринималась как что-то обыденное, но нет. Чондэ, даже после всего сохранял способность удивлять. В какой-то момент в голову к Исину прокралась мысль, что это уже не детское ребячество, а старческий маразм, просто ну как еще вот это объяснить.
— Боже, — обреченно простонал Исин, утыкаясь лицом в ладонь, — я влюбился в полного придурка.