Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

— Минсок ненормальный, — еле слышно произнес Бэкхён, — и пусть ему отлично удается косить под вполне обычного человека, это вовсе не значит, что однажды его просто не перемкнет. Я не знаю, что с этим сделать…

Бэкхён развел руками, помолчал мгновение и, облизнув губы, продолжил.

— С этим ничего не сделаешь…

— Почему ты так думаешь?

Чондэ болезненно нахмурился. Бэкхён говорил серьезно, от его слов становилось боязно.

Это была правда, чистейшая правда. Все это прекрасно знали. Минсок был конченым. У него абсолютно точно не все дома. Это сложно объяснить, но было в нем что-то такое, от чего мурашки пробегали по коже. И дело было даже не в его статусе, а в чем-то другом. Во взгляде, интонациях, движениях, действиях…

Он вроде не был психопатом, казался вполне нормальным, но иногда думалось, что он вполне мог обычным утром прийти в кафе и расстрелять из ружья больше десятка человек, не моргнув и глазом.

Он не был социопатом. Он чувствовал и вину, и жалость, и сострадал людям. Он прекрасно знал, когда поступал хорошо, а когда плохо. При этом он был склонен к необоснованной жестокости. Иногда перебарщивал с применением силы.

Чондэ в упор не хотел замечать и признавать тоже отказывался, что иногда Минсоку было просто необходимо насилие. Он бы, конечно, мог посоветовать брату обзавестись VIP-картой в BDSM-клуб и каждую среду позволять какой-нибудь девушке в латексном костюме привязывать себя и шлепать, только Минсоку самому нужно было совершать акт насилия. И посоветовать ходить в этот клуб по четвергам, чтобы шлепать юных дам, Чондэ уже посоветовать не мог. У Ким Минсока иногда срывало башню, и он совершенно не мог себя контролировать. Обычно в этот момент он запирался в кабинете, чтобы выпустит пар, но если ему под руку попадался кто-нибудь, о боже, Чондэ совсем не завидовал этому человеку.

Он никогда не скажет об этом вслух, не признает, что Минсок жесток и получает удовольствие от насилия. Однако это правда.

Просто поразительно, как в одном человеке умещалось несколько крайностей. Минсок был сломан, и потому совершенно противоречив. При всем своем желании он не мог быть полноценным. Пытался, притворялся, но все равно не мог.

Он не был вещью. Нельзя было помазать клеем, обернуть изолентой и – вуаля – как новенький. Он был человеком, а сломанных людей не починить.

— Потому что в отличие от тебя, у него все намного хуже, — выдохнул дрожащим голосом Бэкхён, — с его детскими травмами нельзя справиться осознанием проблемы. Он и так ее осознает. Если тебе, чтобы все исправить, достаточно перестать быть мудаком, то ему требуются годы ежедневных сеансов у психотерапевта и неравная борьба с самим собой, в тщетных попытках не просто себя переделать, а создать заново. Не думаю, что спустя столько времени это вообще возможно.

— Ты уверен, что нам что-то нужно с этим делать? — нахмурился Чондэ. Он не хуже Бэкхёна осознавал, насколько невозможную задачу перед Минсоком они пытаются поставить. Вероятность успеха была смехотворной. Проще было оставить все как было, чем ввязываться в эту сомнительную авантюру, которая не факт, что все исправит. Как-то до этого Минсоку же удавалось успешно существовать и справляться с самим собой, так почему Бэкхён вдруг решил, что надвигается день «Х» и нужно срочно все менять?

— Дай-ка я объясню тебе пару вещей, которые, скорее всего, ты не знаешь или просто не пытался узнать, потому что вообще никогда не интересовался своим братом!

Чондэ поморщился. Ему показалось, что с упреками покончено, ан нет. С этой лошадки Бэкхён, видимо, никогда не слезет.

Купидон с противным скрипом придвинул стул к столу и, уложив ручки перед собой как прилежный ученик начальной школы, принялся вещать:

— Всю свою недолгую человеческую жизнь Минсок только и делал, что сталкивался с тем, что от него отказываются и бросают. Сначала от него отказалась собственная мать. Без стеснения, абсолютно искренне заявляла глядя ему в глаза, что ей на него плевать, он ей не нужен. В красках расписывала, на что была готова, чтобы от него избавиться, и как минимум раз в неделю жалела, что он вообще родился. Для нее он был обузой, которую нужно было придушить еще в колыбельке…

Бэкхён стиснул зубы. Он никогда не был ярым защитником детей, просто был категорически против такого обращения с ними. Нельзя винить детей за то, что они сломали вам жизнь. Они ведь не появляются из ниоткуда совершенно внезапно. Если ты не готов растить и воспитывать детей, будь добр сделать все, чтобы их у тебя не было. Это твоя ответственность. И разумеется, ни в коем случае нельзя ломать детям жизнь только потому, что, по вашему мнению, они сломали ее вам.

— Ты знаешь во что превращается ребенок, когда вместо любви ему приходится довольствоваться безразличием?

Купидон болезненно нахмурился и прикрыл глаза рукой.

— Нет, — тихо произнес Чондэ, хотя наверняка знал.