Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Чондэ отвернулся, раздраженно поджимая губы. Он не хотел слушать нотации. Может быть он и понимал прекрасно, что Бэкхён прав, но был в корне с ним не согласен, потому что считал, что имеет право быть тем, кем стал. Он так протестовал против мира, который сам теми или иными способами сделал его таким.

И это было забавно, учитывая, что когда подобные реплики, только касающиеся отношений, звучали в адрес Исина, Чондэ с Бэкхёном безмолвно соглашался. Мол, да, действительно, Исин, хватит винить всех подряд, ты виноват в этом не меньше меня, хотя и я оплошал. А сейчас, когда Бэкхён говорит ему ровно то же самое, только немного другими словами и применительно к другой ситуации, он отказывается признавать его правоту.

— Хватит уже прибедняться и корчить из себя жертву, — презрительно фыркнул Бэкхён, — тебе вообще грех жаловаться…

— Грех жаловаться? — пораженно вскрикнул Чондэ.

— Конечно, все шишки ведь на Минсока падали, — саркастично сказал Купидон, — а он, бедный, с готовностью подставлялся под удары, лишь бы быть кому-то нужным.

— Вовсе нет, — мотнул головой Чондэ, который отказывался соглашаться с этим утверждением. И черт знает, почему именно он не хотел этого признавать. То ли потому, что это означало необходимость принимать последствия событий прошлого, которые очень живо были представлены в формировании личности Минсока, то ли не потому, что это делало его не единственным, кто пострадал, а значит в два раза уменьшало жалость и сострадание к нему. И бравировать своим прошлым ему, соответственно, для оправдания своих поступков было бы не эффективно.

— Как же нет, когда да? — ахнул молодой человек. — Ты, конечно, этого признавать не собираешься, потому что тогда тебя лишат статуса главного мученика, но послушай, хватит жалеть только себя. Ваши отношения с Минсоком наладятся лишь тогда, когда ты признаешь, что он пострадал не меньше, а во многом и больше. Боже, Чондэ, да ты всегда на него смотрел как на человека, который выиграл в лотерее! Он казался тебе предателем, потому что оставил тебя одного, но по чьей, позволь спросить, вине это случилось?

— По моей, — тихо буркнул Ким.

— Вот именно, — как-то слишком злобно произнес Бэкхён, — по твоей. И ты ни разу, даже на долю секунды не задумался, что ему было сложно и при жизни и после. Даже подбадривающе по плечу не похлопал, не сказал, что все будет хорошо. Ни разу. Это тебе вечно нужна была поддержка, потому что ты такой страдалец!

Бэкхён развел руки в стороны и стал манерно кривляться, презрительно кривя губы.

— Глядите на меня, я Ким Чондэ, мой отец был конченным дебилом, так что теперь вы обязаны меня жалеть и потакать моим прихотям, ведь я колоссально нравственно страдал!

Чондэ злобно выдохнул через нос и нервно коснулся пальцами губ. Кому бы понравилось, если бы ему в лоб, совершенно грубо, с издевками, начали говорить, что он редкостный мудак. Вот и ему не нравилось. Да, мудак, но не надо тыкать его в это носом. Не надо обвинять его в том, что он эгоистичный кусок говна, который ни разу не задумывался не только о чувствах других, но даже о чувствах собственного брата думать не хотел.

— Хоть бы раз обнял его, — тихо произнес Бэкхён, — и извинился бы за все, через что ему пришлось пройти из-за тебя. Не в шутку, как ты это обычно делал, на отвали, а искренне.

Купидон тяжело вздохнул и опустил голову. Его брови болезненно изогнулись. Разговор с самого начала не обещал быть приятным, просто неожиданно он задел ниточки, за которые тянуть не стоило. Бэкхён же хотел как-то обойти болезненные темы, затронуть их вскользь, но не сдержался. Эта драма разворачивалась на его глазах много лет, и он пытался не вмешиваться, мог бы, наверно, не вмешиваться, если бы Минсок и Чондэ не стали для него семьей. Маленькой загробной семьей.

— Каким бы грозным мужиком Минсок порой не казался, он все еще маленький мальчик, который больше всего на свете хочет, чтобы его любили, и очень боится остаться один. Мы все это видим. И Кёнсу, и Сехун, и Чунмён, и, господи боже, Чанёль. Мы все его любим, и хотели бы стать для него любящей семьей, которой он был лишен. Подставлять плечо при необходимости, поддерживать и утешать, когда слишком сложно, но я не уверен, что мы сможем. Это вне нашей власти. У Минсока какое-то очень извращенное понимание любви. Он уверен, что ее нужно заслужить побоями и самопожертвованием. Ему кажется, что если он ради кого-то свою задницу не подставит, то его непременно и любить не будут. Для него насилие и любовь стали почти тождественными понятиями. Это делает мне больно, — он сделал глубокий вдох, разглядывая швы на подкладке своего розового пиджака, — и больнее от того, что я не могу ничего с этим сделать.

Чондэ виновато потупил взгляд. Вот уж о чем, о чем, а о странностях брата он знал не понаслышке. Поначалу это не очень бросалось в глаза, потом же стало слишком заметно. Минсок действительно вечно подставлял свою жопу, вместо Чондэ. Порой даже через чур усердствовал в своих попытках оберегать брата. Иногда это доходило даже до абсурда.